Оксана Букия - Серебряный. Отголоски Судьбы [СИ]

Девушка сама не понимала, как это случилось.

Через несколько дней после ее похищения, она спросила, что с тем человеком, который помог ей.

— А что с ним? — равнодушно пожал плечами Дим.

— Он помог мне, нужно его отблагодарить.

Она видела, как в изумлении расширились глаза брата. Все же у него была одна очень нехорошая черта — он всегда пытался казаться хуже, чем он есть. Элени не понимала этого, но всегда мирилась. В тот день она тоже не стала спорить. В один из вечеров, когда она точно знала, что Димостэнис уснул под воздействием настойки, одела просторные рубаху и штаны, закуталась в темный плащ и вышла на улицу. Во дворе отдыхал Хорун.

Дим часто развлекал ее полетами на летуне, поэтому ярх хорошо знал ее. Элени легко забралась на спину и смело взяла в руки поводья.

Они приземлились на пустыре недалеко от моста, где она пряталась. Найти дом человека, оказавшего ей помощь в ту ночь, не составило труда. Гораздо сложнее было постучать в дверь. Девушка несколько раз опускала и поднимала руку, сжимала пальцы в кулак и в бессилии скользила ладонью по гладкому, хорошо отполированному дереву.

— Доброй вам ночи, сэя, — в голосе мужчины разлился целый океан удивления.

— Я хочу поблагодарить вас.

Неловкая пауза. Тяжелое молчание. Смятение. Отчуждение. Темно-синие глаза в обрамлении совсем светлых длинных ресниц. Ей стоило уйти. Ему скорее закрыть дверь за незваной гостьей.

— Я только что сделал травяной напиток. Вы любите мяту?

Все то же нелепое молчание, спрятанное за тонким стеклом чашки. Элени рассматривала убранство дома. Она помнит, как в ту ночь ее удивили огневики, затейливо расставленные по совсем небольшой комнатке, узоры на потолке и изящная лепка на окнах, искусно отделанные стены и со вкусом подобранная мебель хоть и не богатая.

Выдержав полсэта, она, поблагодарив хозяина, накинула плащ, собираясь уходить.

— Завтра ночью на набережной будет празднование в честь Никты. Хочешь — приходи.

Она пришла.

Было шумно и многолюдно. Наряды по случаю праздника, маски, разукрашенные лица.

— Можно взять тебя за руку? — Энтони чуть наклонился к ней, так как музыка стала играть громче, и стало плохо слышно друг друга. — Я боюсь потерять тебя в этой толпе.

На самом деле людей становилось все больше. Они стекались к набережной со всех улиц нижних и даже средних кварталов. Везде горели факелы, били в барабаны, танцевали, смеялись. Один бойкий кавалер подхватил ее за талию, когда она чуть оторвалась и отстала от своего спутника, и закружил под звуки музыки. Она завизжала от восторга, не забыв прикрыть глаза, так как уже поняла, что главное не смотреть людям в глаза, и тогда от нее не будут шарахаться. Энтони поймал ее, перехватил из рук удалого похитителя и сильнее сжал её пальчики в своей ладони.

В следующую ночь девушка пришла снова. И через ночь. И еще. И еще. Она уже и не помнит, в какую именно одну из этих безумных ночей подошла к нему, прижалась к его губам и замерла. Так как не знала, что делать дальше. Он понял, мягко улыбнулся, притянул к себе.

— Энтони, — мужчина сидел на краю кровати, отвернувшись от нее, — Энтони, — он не реагировал. Элени подползла к нему на коленях и обняла за плечи, стараясь заглянуть в лицо. Он отвернулся, но она успела заметить зажмуренные глаза и слезы, блестевшие на ресницах.

— Энтони, — пролепетала она, и сердце болезненно сжалось. Они никогда не говорили об этом, не обсуждали, даже не упоминали в разговорах. Ту пропасть, которая всей своей безнадежной глубиной лежала между ними.

— Люблю тебя, — прошептал он, — влюбился так, что иногда даже дышать забываю, когда вижу. Никогда такого не было. За все ары. Но не могу тащить тебя на дно бездны. Это слишком несправедливо по отношению к тебе.

— Энтони, — она повернула его к себе. — Я люблю тебя.

— У тебя другая судьба. Нам никогда не преодолеть этого.

— У меня та же судьба, что у тебя.

Он покачал головой.

— Я не должен был даже подходить к тебе.

— У нас одна судьба, — упрямо повторила она, — и будет таковой, даже если ты прогонишь меня.

— Я должен тебя прогнать. Я обязан сделать это. Для тебя.

— Пожалуйста, не надо, — она взяла его руки в свои. — Наши жизни уже пересеклись, и если ты сделаешь то, о чем говоришь, все равно уже ничего не изменишь.

Дверь тихо открылась. Лихорадочно вздохнув и сжав кулаки, девушка вошла в дом. Брат стоял посреди комнаты, ждал ее. Элени подняла на него глаза и тут же опустила. Она причинила ему боль. Никогда не думала, что такое может случиться, но это произошло.

— Прости меня, — прошептала она, не сдерживая слез, которые уже щипали глаза.

— Ты обманула меня. Ты говорила, что будешь слушаться и не будешь делать глупостей, что я могу верить тебе. Ты лгала мне. Ты воспользовалась тем, что я, на самом деле, безгранично доверял тебе, свободой, которую я давал тебе. Ты растоптала все то, что было между нами. Что ты сама же и создавала все ары.

— Дим…, — девушка закрыла лицо руками, — не говори так. Я люблю тебя.

— Ты предала меня. Этот смертный…

— Его зовут Энтони, — тихо, но очень твердо проговорила Элени.

Димостэнис язвительно улыбнулся.

— Это, конечно же, меняет дело. Скажи мне лучше, что у него есть дар. Что я ошибся и просто его не увидел. Я же могу ошибаться?!

— И что!? — закричала она. — Что у него нет дара? Почему это запрещает мне любить его?

— Потому что на это есть закон, — он тоже повысил голос, — который пресекает любые подобные отношения. И сурово карает тех, кто отступил от него.

— Что побежишь к императору? — она размазывала текущие по лицу слезы, зло, смотря на него. — Доложишь ему? Пришлешь за мной законников? Или сам отведешь в подвалы дознавателей?

Дим дернулся, как от удара. Прикрыл глаза, чтобы справиться со своими эмоциями. Элени закрыв лицо ладонями, зарыдала.

— Не обязательно. Я не один, кто знает правила, кто их соблюдает. Любой законник, увидевший вас, как я сегодня, любой сосед, кому ты или твой смертный случайно перейдете дорогу, расскажет о вас, любой, кого вы в той или иной степени оскорбите вашими отношениями или кто просто позавидует тебе или ему.

— Если законы, по которым мы живем — убоги, почему я должна отказываться ради них от своей любви?

— Ни ради них — ради себя, Элени! Ты же должна знать, как наказывают отступников! Его до смерти запытают дознаватели на главной площади на глазах у жадной до подобных зрелищ толпы. Тебе же вырежут хьярт и отправят в ссылку, если конечно выживешь. Никто не в силах будет помочь: ни отец, ни я, ни имя нашего Дома.

— Зачем ты мне рассказываешь всю эту мерзость? — презрительно фыркнула Элени.

Он деланно засмеялся.

— Мерзость, сестренка? Эта мерзость станет твоей жизнью. Потому что ты сама ее выбрала.