Эмили Сувада - Эта смертельная спираль [litres]

– Как вы познакомились?

Он стирает со лба струйку пота.

– Мы друзья детства.

– Но откуда о тебе знал папа? Ты сказал, что он знал и Цзюнь Бэй. Видимо, он познакомился с вами до вспышки.

Что-то мелькает на его лице. И я почему-то вспоминаю о шрамах на его груди и том, как он умолял выдернуть кабель из его панели. Но через секунду Коул вновь выстраивает вокруг себя стену, а его взгляд становится безразличным.

– Давай поговорим об этом позже, – говорит он. – Мои модули тут не работают. Нам нужно поскорее забрать записи и убраться отсюда.

Он обходит меня и устремляется дальше, а я стараюсь успокоить свою интуицию. Не знаю, что я затронула, но что-то подсказывает мне, там нет ничего хорошего. Есть какая-то связь между Коулом, Цзюнь Бэй и папой. И она возникла еще до чумы. Я снова поправляю рюкзак и следую за ним, чувствуя, как внутри нарастает беспокойство.

Мы молчим до самого входа в шахту, который выглядит как черный квадрат, вырезанный на одном из склонов горы. Коул останавливается на границе света и тени и вытаскивает два фонарика из кармана. Это двухсантиметровые полоски FIPEL [18] FIPEL (аббр. от Field-induced polymer electroluminescent – электролюминесценция полимера, индуцируемая полем) – источник света, изготовленный из нескольких тончайших слоев пластика, которые начинают нагреваться и светиться под воздействием электричества. на черной эластичной ленте с золотистыми рогами «Картакса». Он бросает мне одну из них, и я надеваю ее на голову, перекинув через нее косу. Когда я захожу в шахту, свет отражается от серебристых рельсов, вмонтированных в пол. Здесь заметно холоднее, а нос пощипывает от запаха аммиака и гниения.

– О, ужас, – откашлявшись, шепчу я. Гранитные стены покрыты толстым слоем гуано летучих мышей. Пол усыпан опилками, но это не спасает от вони. – Тебе повезло, что воздух еще не прогрелся. В жару здесь вообще нечем дышать.

Над головой роится бесчисленное множество коричневых летучих мышей, которые пищат и толкаются. Коул размахивает своим фонариком, но я жестом прошу его прекратить. Млекопитающие инстинктивно пытаются спрятаться от света, и их писк превращается в гул.

– Прекрати, если не хочешь, чтобы у тебя перед лицом пронеслась вся стая, – говорю я. – Пошли, большая часть бумаг хранится в этой шахте. Там нет летучих мышей и пахнет лучше.

Мы спешим в узкий, усыпанный опилками проход шахты, вдоль стен которого стоят коробки со сломанными приборами. Папа использовал это место, как большинство людей используют гаражи, – для хранения старого запылившегося оборудования и ящиков с барахлом. Тоннель уходит вверх и упирается в гигантскую пещеру естественного происхождения, на которую, видимо, наткнулись шахтеры. С одной стороны вдоль стены стоят коробки, а с другой виднеются черные провалы небольших пещер. Пытаясь восстановить дыхание, я показываю на коробки Коулу.

– Там хранятся все его заметки. Хотя, может, что-то еще лежит в маленьких пещерах. Нужно и там посмотреть.

Коул уставился на дальнюю стену, в которой виднеется расщелина шириной сантиметров тридцать.

– А через эту щель можно попасть в другую пещеру?

– Да, – кивнув, отвечаю я. – Там небольшая ниша. Я хранила в ней кое-какие вещи. Всегда считала это неплохим убежищем, если придется покинуть хижину.

– Когда ты была здесь в последний раз? – Коул перекидывает винтовку через плечо и подходит к щели, чтобы заглянуть внутрь.

Я роняю рюкзак на пол.

– Я провела здесь несколько ночей зимой. А что?

Он вытаскивает из кармана горсть желтоватых палочек и надламывает их. Когда комната озаряется светом, Коул указывает на кучку пепла на полу.

– Здесь разводили огонь. Несколько дней назад.

Я вглядываюсь в остатки костра. Вокруг разбросано несколько обугленных веточек и хвоя. А из пепла выглядывает тонкая почерневшая кость.

Человеческая кость.

– Одичалые, – выдыхаю я. – Ты прав. Они побывали здесь.

Коул напряженно смотрит на остатки костра.

– Ладно, давай возьмем эти коробки и уберемся отсюда. Мне тут совсем не нравится.

Я тут же киваю.

– Я пока осмотрю маленькие пещеры.

Узкий извилистый проход ведет меня к пещере с высоким потолком, покрытым сталактитами. Здесь пусто, если не считать коробки с сигнальными ракетами, которая стоит у оранжевого каяка. Коул следует за мной по пятам, сжимая винтовку в руках, и внимательно осматривает все углы, чтобы удостовериться, что там нет одичалых.

– Просто каяк, – говорю я. – Понятия не имею, откуда он тут.

Он кивает:

– Осмотри его. А я пока отнесу те коробки в джип.

Каяк покрыт толстым слоем пыли. Я видела его здесь и раньше, но не помню, чтобы мы им пользовались. Хотя как-то мы катались на каноэ по озеру. Я приподнимаю его над полом и замечаю что-то в глубине пещеры. Из узкой расщелины позади каноэ выглядывает картонная коробка.

– Я нашла еще одну! – кричу я, вытаскивая коробку из расщелины.

Картон старый и покрыт водяными разводами, а внутри лежит всего несколько папок. Я присаживаюсь на корточки и открываю одну из них. Внутри бланки с эмблемой «Картакса», заполненные кем-то спустя пару лет после моего рождения.

– Это старые документы, – кричу я. – С того времени, когда папа работал на «Картакс».

– Неси их сюда! – кричит Коул, и его голос разносится эхом по пещере. – Неси все, что может нам помочь. Я вернусь через минуту.

Просмотрев еще несколько листов, я хмурюсь. Это не исследования гентеха. Скорее, это страницы из журнала психологических экспериментов. Я листаю дальше, пытаясь понять, над чем работал папа, когда нахожу черно-белую фотографию маленького мальчика.

На нем нет рубашки, и прекрасно видны худые руки, безвольно висящие вдоль перебинтованного туловища. Половину лица украшает темный синяк. К шее приклеена трубка, торчащая из вены, а волосы сбриты полностью. Его голову обвивают круги стежков.

Я роняю папку на пыльный пол, стараясь не закричать.

Внизу подпись: «Испытуемый номер пять. Франклин Коул».

– О, черт, – разглядывая фотографию, шепчу я и опускаюсь на колени.

Я так отчетливо вижу черты Коула в лице маленького мальчика. Ему лет пять, не больше, но у него безнадежно несчастный вид, который только подчеркивают темные шрамы, выглядывающие из-под бинтов на груди. В медицинском заключении, к которому прикреплена фотография, перечислены его травмы: сломанные пальцы, ушибы, отслоение роговицы и проколотое легкое. Избирательная немота, склонность к насилию, хроническая бессонница.

Десятки заметок нацарапаны на полях его ДНК-профиля, и каждая из них сделана папиным почерком. Я борюсь с тошнотой, пытаясь понять, что же это все значит.

Папа проводил эксперименты на Коуле, когда тот был еще мальчишкой. Шрамы на груди, странная ДНК…