Эмили Сувада - Эта смертельная спираль [litres]

– Коул, – продолжая рассматривать себя в стекле, шепчу я. – Я соврала тебе про процедуру. Она должна была убить меня.

– О чем ты?

– Во время расшифровки вакцина должна была уничтожить мои клетки, как только попала бы в тело. Дакс и Леобен знали об этом, но больше никто, и мы побоялись говорить тебе, потому что опасались твоей реакции. Поэтому Дакс заставил меня пообещать, что я ничего тебе не скажу.

Коул хватает меня за плечо и, повернув к себе, впивается в меня взглядом.

– Ты издеваешься? – Он отступает назад. – Ты серьезно? Ты думала, что умрешь? Поэтому ты пришла в мою комнату? Господи, Кэт. Ты даже не собиралась попрощаться со мной?

– Я не могла рисковать. А вдруг бы сработали твои защитные инстинкты?

Это оправдание звучит так жалко, словно мне наплевать на него.

Он продолжает сверлить меня взглядом.

– Какого черта, Катарина? Ты просто позволила бы мне смотреть, как ты умираешь?

– Ты не понял меня, Коул. Я должна была умереть. Любой нормальный человек умер бы, как только запустили бы процедуру.

Коул замирает.

– Что значит нормальный?

Сглотнув, я потираю затылок. Там снова пульсирует боль, но она не похожа на мигрени, которые мучили меня. Такое чувство, что внутри меня что-то искрится, горит. Словно что-то царапает мой череп изнутри, пытаясь выбраться наружу.

– Не знаю. Я уже ничего не знаю. Думаю, папа что-то сделал со мной, а затем заставил меня забыть об этом.

– А твои глаза?

Я опускаю глаза на свою руку, на кожу, покрытую синяками, которые исчезнут, как только на панели загорятся светодиоды, а модули заработают.

– А вот тут все совсем непонятно. Во время процедуры что-то произошло. Дакс сказал, что моя ДНК просто… изменилась.

У Коула перехватило дыхание.

– Так это не модифицирование?

– Нет, – говорю я. – Моя ДНК, на которую невозможно воздействовать, стала отличаться от той, что была раньше. Это невозможно, но как-то произошло. Расшифровка должна была убить меня, но я все еще жива. Я не понимаю, что папа сделал со мной, но начинаю кое-что вспоминать.

Несколько секунд Коул стоит, даже не шевелясь. Я даже не уверена, дышит ли он.

– А что ты помнишь, Кэт? – наконец шепчет он.

Я поворачиваюсь к горам и, подняв здоровую руку, указываю на них.

– Их. Я бывала тут раньше, но не могу…

Я закрываю глаза, пытаясь что-нибудь вспомнить. Это так же тяжело, как вспомнить момент засыпания – вы знаете, что это произошло, но детали словно в тумане, когда пытаетесь сконцентрироваться на них. И сейчас тоже ничего не выходит. Чем больше я пытаюсь вспомнить, тем сильнее раскалывается голова, пока боль не охватывает все тело и не лишает дыхания.

Когда я открываю глаза, Коул бледнеет.

– Что еще?

– Как мы ссорились с папой. Мы находились в какой-то… лаборатории, как в хижине. Я была намного моложе и в сером платье. А эти горы видела из окна.

– Нет, – уставившись на меня широко открытыми, испуганными глазами, выдыхает Коул. И от его взгляда мне становится не по себе. – Здесь больше никого не было, никаких других детей. Я вырос в лаборатории, которая находится в этой долине. Именно там базировался «Проект Заратустра». И вместе с нами жили десять охранников, восемь медсестер, два врача и твой отец. Вот и все. Я слышал сердцебиение каждого. Я помню всех посетителей.

– Ты вырос здесь?

Я поворачиваюсь к горизонту, и перед глазами все расплывается. Туман укутал горы, цепляя какое-то из воспоминаний. Теперь я их вижу четче. Основание черепа будто плавится от огня.

– Я помню голограмму. Себя намного младше. Как грызла ногти…

Я перевожу взгляд на свои трясущиеся пальцы. Ногти пообкусаны. Я грызла их последние несколько дней, с тех пор, как Маркус вырезал исцеляющий модуль из моей руки. Нет, не просто исцеляющий модуль – подавитель воспоминаний.

Кажется, до этого я никогда раньше не кусала ногти.

Когда я поднимаю глаза, Коул смотрит на меня так, будто увидел призрака.

– О боже, – выдыхает он. – О нет. Нет.

Комок образуется в горле.

– Ты меня пугаешь.

– Он изменил твои воспоминания, – схватив меня за плечи и впиваясь пальцами в кожу, шепчет Коул. – Он заблокировал их, и твоя ДНК изменилась, так что это возможно. Это возможно… Господи, я чуть не упустил это из виду, когда увидел твои глаза. Они именно того цвета, как я помню.

Я моргаю, в замешательстве уставившись на него.

– Коул, ты делаешь мне больно.

– Боже. – Он сглатывает, и слезы наполняют его глаза. Кажется, он меня вообще не слышит. – Это правда, теперь я понимаю. Той ночью ты пришла ко мне, и думаю, в глубине души я уже все понял. Она всегда делала так. С самого детства. Приходила посреди ночи, когда ей снились кошмары, и сворачивалась калачиком рядом со мной. Я обнимал тебя той ночью, но чувствовал ее , вдыхал ее запах, но решил, что просто схожу с ума.

– Коул! – пытаясь вырваться из его хватки, кричу я.

Боль течет от черепа по позвоночнику к моим конечностям, выжигая огненные линии в моем теле. Грудная клетка содрогается, и я едва сдерживаю стон.

– Коул, что ты пытаешься мне сказать?

– Это ты, – выдыхает он.

Его руки скользят по моему телу, а затем он прижимает меня к себе. Его тело словно камень, но плечи трясутся.

– Это ты, – прижимая губы к моему уху, шепчет он. – Ты Цзюнь Бэй.

Ослепляющие искры, как колючки проволоки, проносятся по моему разуму. Голос Коула эхом отдается в голове.

Ты Цзюнь Бэй .

– Нет, – отталкивая его, выплевываю я. – Ты хоть знаешь, как безумно это звучит? Я дочь Лаклана. Я видела свою ДНК.

– А что, если он изменил ее?

– Это просто невозможно. Это бы убило меня, это бы…

– А как ты объяснишь то, что произошло при расшифровке? – перебивает меня Коул. – Что случилось с твоими глазами? Разве ты не должна была умереть в том баке?

– Я не знаю. – Мой голос дрожит. – Но она была совершенно другим человеком, Коул. Это невозможно.

– Она кусала ногти, – говорит он. – У вас одинаковый рост, фигура. Она все время кодировала с Лакланом, используя голографический дисплей в лаборатории.

– Нет. – Я отступаю назад и потираю кулаками глаза. – Я не она. Я не могу быть ею. Я ходила в школу-интернат. И помню свое детство. У меня была комната, заполненная книгами, и я все время кодировала. Школа находилась в горах, в Канаде.

– Именно здесь мы сейчас и находимся. – Голос Коула срывается. – Разве ты не понимаешь? Именно так создаются ложные воспоминания – вы придумываете новую историю, сочетая ее с правдой, и рассказываете ее снова и снова, пока человек в нее не поверит. Они делали это со мной, со всеми нами. Как ты думаешь, почему я оставил эти шрамы? Они единственное, чему я могу верить.

– Мои воспоминания не ложные! – срываюсь я на Коула. Мне хочется ударить его, чтобы остановить эти нападки, которые словно гвозди вбиваются в мой череп. – Я помню, чем нас кормили, одежду, которую мы носили, чертово мыло, которым нам приходилось пользоваться.