Лэйни Тейлор - Муза ночных кошмаров [litres]

Нова наполнилась молниями – ослепительными вспышками, шумом грома. Она распахнула свои объятия перед птицей. Расплакалась. Слезы замерзали прямо на ресницах. Кора пришла, чтобы спасти ее. Но где она?

Была только птица. В гавань много недель не приходили суда, а в следующие месяцы уже и не придут. Лед покрывал воду. Зима близко, и море вокруг Риевы стало предательской дикой местностью из шельфовых ледников, которые соединяются, вздымаются в узкие проливы, лишь чтобы снова сомкнуться и раздавить в щепки любой корабль, застрявший между ними. Никто не мог к ним приплыть. Никто не мог сбежать. Кора не могла быть рядом. Была только птица, но птица – это Кора. Разве не это сказал тот слуга?

«Это не «оно», это ты, Корако. Этот орел и есть ты, точно так же, как твоя плоть и кровь – это ты».

Его крылья всколыхнули воздух. Несмотря на свои размеры, птица казалась невесомой и парила прямо перед Новой. Ее глаза буравили девушку, и она гадала, действительно ли ее сестра могла видеть через них. Нова попыталась улыбнуться и придать себе смелости.

– Кора, ты меня слышишь? Ты меня видишь?

Ее голос звучал странно даже для собственных ушей, и только тогда Нова поняла, что уже много недель не произносила ничего вслух. Шергеш предпочитал, чтобы она молчала, а с кем еще ей говорить? Все беседы были только в ее голове.

– Я скучаю по тебе, – выдавила она. – Я не могу… – Девушка хотела сказать то же, что и звезде: «Я не могу больше жить. Я умираю. Спаси меня».

Но слова не приходили. Они наполнили ее стыдом. Птица не проронила ни звука, но Нова чувствовала присутствие Коры и хотела быть сильной ради нее. Ее губы растянулись в улыбке.

– Канун Глубокозимья. Полагаю, в Аке такого нет. Давай я тебе все расскажу. – Она пыталась скрыть свое отчаяние под тонкой вуалью болтовни. – В этом году Убой прошел хорошо. Могу поспорить, ты очень жалеешь, что пропустила его…

Птица начала тускнеть. Нова моргнула. Орел постепенно темнел, как угасающая лампа. Нова задумалась: действительно ли он здесь? Что, если она сама его придумала, разорвав последнюю нить рассудка? Но затем птица щелкнула клювом и протянула девушке свою огромную когтистую лапу, в которой был зажат сверток. Очень маленький. Она прижала его к груди руками в варежках и ахнула, когда птица испарилась.

– Не покидай меня, – прошептала девушка, но было уже поздно.

Она спрятала сверток под одежду; не могла открыть его в варежках, а снимать их в такой мороз побаивалась. Затем спустилась по горной тропе к дому мужа. Никто не обращал на нее внимания. Она тихо пробралась внутрь и разожгла огонь, прежде чем снять верхнюю одежду. Шергеш храпел. Нова ненавидела этот звук, но не так сильно, как его визгливый голос, постоянно отдающий приказы.

Дрожащими руками, задубевшими от холода, девушка открыла сверток. Часть ее разума до сих пор подозревала, что ей все привиделось – и птица, и сверток. Может, это по-прежнему галлюцинация, какой бы реальной она ни казалась в свете очага.

Ткань свертка была прекрасней, чем все, к чему она прикасалась, – изворотливая, как вода, пламя посылало по ней блики, танцующие, словно полярное сияние. На ней были вышиты сотней разных красок крошечные цветы. Такие красивые, что Нова чуть не расплакалась. Но это лишь обертка. Она развернула ткань.

Там лежало письмо, в котором говорилось:

Моя сестрица, часть моего «я». Я не вольна прийти за тобой, как наша мать не могла прийти за нами. Здесь совсем не так, как мы представляли. Империя почти пала.

Нова часто заморгала. Слова не имели смысла. Мезаретская Империя была всем, всегда была. Она не могла пасть. Что это вообще значит? В письме не было объяснений. Далее следовало: Я отправляю тебе это послание с глубокими опасениями. Не знаю, что еще делать. Ты сама знаешь, Новали: наказание – смерть. Как бы то ни было, я слышала слова Мезартим. Они сказали, что когда ты украла их дары, то усилила их – как линза маяка усиливает свет. Нова, сердце мое. Ты сильнее, чем Риева. Ты сильнее, чем море. Найди меня.

Найди меня. Я не свободна.

Сердце Новы пропустило удар, а затем бешено заколотилось. «Я не свободна, я не вольна». Кора дважды об этом написала. Все это время Нова представляла, что ее сестра тренируется, крепнет, живет так, как они мечтали. Это казалось таким реальным в их фантазиях. А сейчас – таким глупым. Ей даже не приходило в голову, что они все придумали. Нова так глубоко погрузилась в жалость в себе, что никогда даже не задумывалась… Какая Ака на самом деле? Как живется Коре, если не так, как они представляли?

И империя… почти пала?

Нова меньше бы удивилась, если бы небо разбилось, как кусок льда.

В свертке был какой-то предмет. Увидев его, она перестала дышать. Нова понимала, что к нему нельзя прикасаться. Через стенку было слышно, как храп Шергеша сменился сопением, предзнаменовавшим скорое пробуждение. Ее руки так дрожали, что пару раз чуть не выронили предмет, пока пытались снова его завернуть. Нова спрятала сверток в заднюю часть ящика, но письмо оставила. Послышалось кряхтенье, с которым садился Шергеш, потом два глухих стука, когда он свесил ноги с кровати, и Нова, запаниковав, кинула письмо в огонь.

Нет, нет, нет, нет, нет! Попыталась выхватить его. Это же письмо Коры; Нова не хотела терять его, как письма мамы. Слишком поздно. Бумага загорелась и свернулась, а затем в двери появился Шергеш, потягиваясь и требуя своего, как обычно.

Нова не решилась достать сверток до следующей ночи, пока храп старика не стал привычным. Она прокралась из спальни и развернула трясущимися руками цветочную ткань.

Наказание – смерть.

Внутри оказалось не что иное, как идеально тонкая диадема из божьего металла, словно всплеск от капли, упавшей на гладкую водную поверхность. Нова даже не представляла, как такое сокровище попало в руки к ее сестре. Каждый грамм божьего металла, добываемого по всему Мезарету, стоял на учете во множестве бухгалтерских книг и охранялся имперскими солдатами. Пользоваться им разрешалось только слугам, одобренным короной, и то под строжайшими обетами и надзором. Люди убивали, воевали, тратили заоблачные суммы, чтобы достать его.

И что Нове с ним делать?

Если прикоснется к нему, кожа станет лазурной и выдаст ее с потрохами, да и какой прок от ее дара? Пират. Скатис выплюнул это слово, как кусок гнилого мяса, будто в мире нет ничего более презренного. Тогда она этого не понимала, но у нее было много времени на размышления. Нова пришла к выводу, что ее сила в том, чтобы похищать силу, но в Риеве не было ничего достойного. Сама по себе она беспомощна, с божьим металлом или без, заперта на острове на дне мира.

Но Кора знала это и все равно прислала его, вместе с посланием: «Найди меня. Я не свободна».