Рик Риордан - Магнус Чейз и боги Асгарда. Книга 3. Корабль мертвецов [litres]

Когда я только попал в Вальгаллу, Хафборн дразнил Мэллори, что она, мол, пыталась обезвредить бомбу лицом. И это привело ее к смерти. Но она проявила достаточно храбрости, чтобы привлечь валькирию.

– Ты пойми, Магнус, – сказал Хафборн. – Мы с ней оба сейчас направляемся в те места, где когда-то погибли. Для тебя-то это по-другому. Ты жил в Бостоне, умер в Бостоне. Но ты умер совсем недавно, ты пока не видишь, как меняется твой мир. А мы? Мэллори совершенно не рвется в Ирландию, даже просто пройти мимо ее берегов. А я… Я не горю желанием возвращаться в Йорвик.

Я почувствовал укол совести:

– Прости, дружище. Ты там умер?

– Эх, ну не совсем, но рядом. Я с войском Ивара Бескостного [30]брал Йорвик. Мы разбили там лагерь. В те времена захудалый был городишко [31]. Главное, чтобы в реке не водились ватнавэттир. – Его передернуло. – Жуть.

Я понятия не имел, кто такие ватнавэттир, но раз Хафборн Гундерсон считал их жутью, то мне с ними не по пути.

В тот же вечер я побеседовал с Ти Джеем. Тот, стоя на носу, любовался волнами, попивал кофе и грыз галету. Что он нашел в этих галетах, ума не приложу. По-моему, это как крекер, только без соли и с цементом вместо муки.

– Привет! – окликнул я его.

– О, привет, Магнус, – отозвался он и протянул мне цементный крекер. – Хочешь?

– Не, спасибо. Зубы поберегу.

Он рассеянно кивнул, словно не услышал шутки.

С того самого времени, как я поведал команде о своей беседе с Ньёрдом, Ти Джей ходил притихший и отстраненный. И даже погруженный в себя, насколько это вообще возможно с Ти Джеем.

Он макнул кончик галеты в кофе и сказал:

– А мне всегда хотелось побывать в Англии. Только вот уж не думал, что это произойдет после смерти, да еще в походе, да еще на ярко-желтом драккаре.

– В Англии?

– Мы же туда плывем. Или ты не знал?

Об Англии я как-то нечасто задумывался. Вообще при слове «Англия» мне приходили в голову «Битлз», Мэри Поппинс, шляпы-котелки и прикольный способ выговаривать «пока-пока». Никакие викинги, а тем более Йорвик с Англией никак не вязались. Но тут-то я вспомнил, что Хафборн Гундерсон еще при первой встрече рассказывал мне, что погиб во время вторжения в Восточную Англию. Было такое королевство веков двенадцать назад. Вот уж не сиделось на месте этим викингам [32].

Ти Джей облокотился о планширь. В лунном свете хорошо была видна тонкая янтарная полоска у него на шее – след от пули Минье, что задела его в самом первом сражении, когда он только встал под знамена северян. До чего удивительно: вот ты умрешь, попадешь в Вальгаллу, воскреснешь и проживешь еще сто пятьдесят лет. А на шее у тебя по-прежнему тонкий шрам из прошлой жизни.

– На войне мы все переживали насчет Великобритании, – сказал Ти Джей. – Опасались, что англичане поддержат мятежников. Англия к тому времени давным-давно отменила рабство, гораздо раньше, чем мы, ну то есть Север. Но у англичан были текстильные фабрики – и им нужен был хлопок с Юга. Однако Велико-британия осталась нейтральной, и это здорово помогло нам, в смысле Северу, выиграть войну. С тех пор я к бриттам питаю теплые чувства. Я все мечтал поехать однажды к ним и лично сказать спасибо.

Я нарочно вслушивался, надеясь уловить в его монологе сарказм. Или хоть легкую иронию. Ти Джей был сыном освобожденной рабыни. Он сражался и умер за страну, которая держала в цепях поколения его предков. Его даже назвали в честь знаменитого рабовладельца [33]. Но когда он произносил «Союз» или «Север», он говорил «мы» [34]. Уже полтора века он с гордостью носит свой мундир. Он мечтает пересечь Атлантику и сказать спасибо англичанам за то, что остались в стороне.

– И как ты умудряешься во всем видеть хорошее? – искренне восхитился я. – Ты такой… позитивный.

Ти Джей рассмеялся, чуть не поперхнувшись галетой.

– Магнус, дружище, видел бы ты меня сразу, как я очутился в Вальгалле. Ха! Первые несколько лет были сплошным кошмаром. Туда ведь не только северяне попадают. Южанам тоже случалось погибнуть с оружием в руках. А валькириям все равно, на чьей ты стороне, – им подавай доблестного героя, павшего с честью. – (Ага, ну наконец-то. В голосе хоть какой-то намек на сарказм.) – Став эйнхерием, я пару лет то и дело подмечал знакомые лица в трапезной…

– Как ты погиб? – перебил я. – Только по-честному.

Он провел пальцем по околышу фуражки:

– Я уже рассказывал. Штурм форта Вагнер, Южная Каролина.

– Но это же не все. Несколько дней назад ты сам предупреждал меня насчет вызовов, которые принимать не стоит. И ты говорил так, будто знаешь это не понаслышке.

У Ти Джея закаменел подбородок, словно он закусил что-то горькое. Вот, наверное, зачем ему эти галеты. Чтобы впиваться во что-то зубами.

– Лейтенант из конфедератов вызвал меня, – наконец выговорил Ти Джей. – Даже не знаю, почему. Наш полк сидел, скорчившись, и ждал приказа штурмовать укрепления форта. Конфедераты палили в нас как заведенные. Никто из наших и шевельнуться не мог. – Ти Джей бросил взгляд по сторонам. – И тут вдруг какой-то лейтенант мятежников выходит, встает у ничейной земли и ну махать саблей в нашу сторону. И орать: «Ты… такой-сякой немазаный! – Ты понимаешь, как он выразился. – Выходи! – орет. – Поговорим как мужчина с мужчиной!» И сам саблей будто прямо на меня указывает.

– И послушать его, конечно, было бы чистым самоубийством.

– Назовем это безнадежной отвагой. Мне так больше нравится.

– В смысле, ты ответил на вызов?

Чашка кофе задрожала у него в руках. Подмоченный кусок галеты совсем раскис и стал похож на губку, а коричневый напиток превратился в крахмалистую жижу.

– Если ты сын Тюра, – вздохнул Ти Джей, – ты не можешь пренебречь вызовом. Кто-нибудь скажет мне: «Давай драться», и я буду драться. Каждая жилка в моем теле натягивается в ответ на вызов. Честно, сам-то я вовсе не хотел ввязываться в поединок с этим… парнем. – Он явно хотел назвать лейтенанта каким-то другим словом. – Но я не смог отказаться. Я вышел из укрытия и в одиночку кинулся на штурм. Уже потом, когда я умер, я узнал, что мой поступок повлек за собой наше наступление. Форт Вагнер был взят. Наши ребята, оказывается, рванули следом. Решили, что я совсем рехнулся и лучше бы меня прикрыть. А я-то просто хотел убить лейтенанта. Я его и убил. Джеффри Туссен его звали. Сначала пальнул ему в грудь, а потом для верности еще насадил на штык. Ну, к тому времени мятежники в меня уже влепили десятка три пуль. Я погиб в рядах противника. Умирая, я глядел на разъяренные конфедератские рожи и улыбался. И вот попал в Вальгаллу.

– Одиновы кальсоны! – пробормотал я. Это ругательство я обычно приберегаю для особых случаев. – Погоди… А лейтенант, которого ты убил… Откуда ты узнал, как его звали?