Ирина Котова - Расколотый мир [litres]

Василина простояла на коленях возле храма всю ночь, упрямо шепча молитвы. Ушел священник, жестом благословив ее, менялись вокруг охранники, на Иоаннесбург опускались тьма и мороз, а королева все просила, требовала помощи. Но ответом ей было все то же молчание, только окна святилища мерцали от свечей внутри. Мариан молчал, сжимая ее руку, и она до паники боялась, что он умрет от холода, – и усиленно отдавала ему тепло, чувствуя, как саму ее мороз пробирает до самого сердца.

Что они вынесли в эту ночь, сколько раз каждый из них доходил до отчаяния не за себя – за другого, желая подняться и увести супруга прочь от верной смерти, – никому, кроме них двоих, неизвестно. Но они оставались на месте.

Под утро взвыла метель, засыпав их ледяной крошкой и пытаясь прогнать порывами ветра. Байдек дрожал крупной дрожью, сжимая ладонь до боли, но королева уже почти ничего не чувствовала: она замерзала, и ее клонило в сон, и казалось, что вокруг тепло-тепло.

«Зачем мучаешь девочку?» – слышала она укоризненный, журчащий водой голос – и кто-то ласковый смотрел на нее, улыбался сочувственно.

«А?! Какова?! – громыхало в ответ почти с гордостью, и Василина сердито поджимала губы. – Еще немного, еще…»

Что «еще» – она не поняла: сознание ее покинуло, и королева повалилась на снег.

Мариан, выросший на Севере и к холоду привычный, продержался немногим дольше, чем супруга. Мороз давно требовал перейти во вторую ипостась, но он сдерживался, потому что Василине было куда труднее. Он тоже молился, но, если честно, мало почтительного было в его словах к Вечному Воину. Одни вопросы. Как может воин и мужчина допустить, чтобы женщина упрашивала его о помощи? Байдек слышал шепот супруги, слышал и ее вопросы – и понимал, зачем она это делает. И тоже спрашивал. Как можно не откликаться своему ребенку? Зачем нужны подобные испытания?

Дрожь в конце концов перешла в судороги, а когда Василина, скользнув по его плечу замерзшей щекой, упала, Мариан взревел и все-таки обернулся в медведя. Подхватил супругу за блузку, потащил к храму, рыча и огрызаясь от страха за нее. Кое-как открыл дверь, затянул Василину внутрь, в тепло. Полизал ледяные ноги, ворча в сторону невозмутимой статуи Красного. Потрусил на улицу, схватил шубку жены с наковальни – его ощутимо ударило током от святыни, и он снова рыкнул раздраженно. И, кое-как укрыв замерзшую супругу, начал вылизывать ей шею, лицо, тыкать мордой, тереть меховыми лапами ноги и руки, ворча, поскуливая и выжидательно поглядывая на изваяние Воина.

Василина задрожала, поджимая ноги к груди и хватаясь за шкуру медведя, – и Мариан лег рядом, накрывая ее лапами, обхватывая так, чтобы не раздавить. Она застонала, согреваясь, но не проснулась. Уткнулась в него и задышала сначала часто, затем ровнее и ровнее, пока не ушла в нормальный спокойный сон.

Королева проснулась от красных всполохов под веками. Сильно болели мышцы ног и спины, будто затекли, и она потянулась со стоном, потерлась лицом о мех, привычно вжалась в мужа – сколько раз она засыпала с ним так, когда он был в медвежьем обличье.

Очень хотелось спать, но красные всполохи стали чаще, да и Мариан напрягся, зарычал едва слышно, подминая ее под себя. И Василина, неохотно разлепив глаза, выглянула из-под огромной лапы и ахнула.

Под куполом шестиугольного храма плясали десятки огненных бабочек, а от огоньков свечей отрывались и поднимались ввысь еще и еще. Выглядело это как пламенный снегопад наоборот.

– Искрянки, – прошептала она, – помнишь, Полина о них рассказывала? Маленькие огненные духи. Они для меня неопасны, Мариан.

Байдек недовольно мотнул носом, но от супруги отполз, поднялся на лапы, скаля зубы. В этой ипостаси огонь его пугал.

Одна из «бабочек» опустилась на плечо ее величества, вторая – на протянутую ладонь, осыпая ее искрами. Искрянки едва заметно потрескивали, как дрова в печи. К потолку поднялись еще с десяток крылатых малюток – и вдруг они все сорвались с места, облетели стайкой статую Воина и вылетели в распахнувшуюся дверь. И зависли там, в утренних сумерках, освещая красным мерцанием сугробы и явно чего-то выжидая.

– Надо идти за ними? – недоуменно спросила Василина, оглядываясь на изваяние божественного праотца. Статуя молчала, и королева поднялась, зашагала к выходу. Вперед метнулся Мариан, зарычал на нее, останавливая у порога, и, пока она пыталась сообразить, чего он хочет, дотрусил до сугроба и вернулся с ее заледеневшими сапогами. Надеть их оказалось очень трудно.

Затем Василина рядом с мужем бежала за стайкой огненных духов – те, задевая ветки деревьев, которые загорались и тут же тухли, неслись к зданию. Двери дворца тоже открылись сами собой – и бабочки, пугая придворных и гвардейцев, полетели по первому этажу и остановились перед дверью в подвал, по которому спускались в подземный ход Стрелковский с Полиной.

Уже было понятно, куда они летят, – и королева пробежала за ними по подвалу, нажала на рычаг, опускающий пандус в подземелье, потопталась перед вертикальной «шахматной доской», вспоминая, какие панели использовала Поля…

Искрянки нетерпеливо разделились, показывая нужные панели, и Василина нажала на них, обрадованно хлопнула в ладони, когда проход открылся, – и опять остановилась, потому что Мариан зарычал и пошел вперед.

Около засыпанного хода к подземной усыпальнице Иоанна суетились инженеры, стояли какие-то механизмы. Люди застыли, увидев летящих духов и бегущего за ними медведя, ринулись прочь. Василина, тяжело переводя дыхание, остановилась у завала – чтобы увидеть, как искрянки одна за другой проходят сквозь осыпавшуюся землю, оставляя за собой небольшие оплавленные норки. Через пару минут все духи пропали.

– И это все? – расстроенно спросила королева. – Это знак, да? Что я все-таки должна пойти вниз?

Подошел Мариан, сочувственно потерся о ее плечо огромной башкой, и она вздохнула, обняла его.

– Пойдем наверх. Что делать. Придется ждать, пока разберут завалы.

Он чуть присел – и королева, поколебавшись, на глазах застывших работников забралась на него верхом. И закрыла глаза.

– Во всяком случае, он ответил, – пробормотала она шепотом. – Хотя бы так. И, кажется, я поняла, чего он от меня хочет, Мариан.

Муж недовольно фыркнул, потрусив по подземному ходу обратно.

– Смелости, – сказала Василина ему в шерсть. – Я ведь такая трусиха, Мариан. Наверное, ему стыдно за меня.

Медведь обернулся, как-то ухитрившись достать языком до ее щеки. И взгляд его красноречивее любых слов говорил, что он думает о боге, требующем от мягкой и нежной Василины смелости.

В небесных чертогах, как и в драконьих землях, уже неделю с начала сезона Белого Целителя витал запах страстоцвета-эльвиэля. Но не любовь царила здесь – тревога. Сладкий запах смешивался с нежным и чуть печальным ароматом ландышей, и пусть омывали тонкие сферы хрустальные новорожденные ветра, и пусть мир пел об обновлении – не до игр с ветрами было сейчас богам. Будучи частью планеты, воплощением ее первозданных стихий, болезненную дрожь своего мира ощущали они непрерывно.