Андрей Журкович - Пятый тотем [SelfPub, 12+]

– Скорее всего, так и было, – подтвердил Барс.

Он замолчал, глядя немигающим взглядом в пламя. Я заметил, что рабочие уже спали без задних ног. Бойцы же, пользуясь тем, кто их босс ударился в ностальгию, втихую отправились кемарить здесь же, неподалеку. Жрица сидела напротив, казалось, совсем не уставшая, вместе со мной завороженно ловя нить рассказа Барса.

– Когда меня спросили, хочу ли я отправиться в другую страну, бить вендази под чужими знаменами, моим ответом было твердое «да». Я никогда не жаловал предателей, но меня подстегивала ненависть к крылатым ублюдкам. Нас ждал тепленький прием во время высадки. Дирижабли прошли по северной границе над лесом, откуда мы и должны были начать теснить вендази, которые высадились с моря, тем самым создавая второй фронт.

Он снова достал бурдюк и сделал несколько глубоких глотков. По его щеке побежала бардовая струйка, и я догадался, что в фляге было вино. Барс довольно крякнул и продолжил рассказ:

– Десятки бессонных ночей под дождем из стрел, потери друзей, предательство и смерть. В этом котле мы так нахлебались, скажу я вам, что другому на весь век хватило бы. Но оглядываясь сейчас назад, я думаю, что снова отправился бы туда. Как ни крути, сталь закаляется только в огне, а воин в бою.

Он снова замолчал, и было в этом молчании что-то честное. Я вдруг совершенно отчетливо услышал звон мечей, свист проносящихся рядом со мной стрел и подумал, что не каждую историю нужно рассказывать целиком, для того чтобы ее услышали.

– В общей сложности мы просидели там около трех месяцев, – продолжил Барс. – А потом я был комиссован по состоянию здоровья после одной заварушки. Ихний друид меня малость траванул, падла дикая. Ненавижу я всю эту мерзкую магию и шаманистику!

Как при нашей первой встрече, Барс беззлобно ткнул меня кулаком в плечо.

– Без обид, братан. Ты-то мужик нормальный, сразу видно!

Он усмехнулся каким-то своим мыслям и продолжил:

– С самого начала все пошло наперекосяк – задержались обозы с продовольствием, и мы вынуждены были питаться одними жабами да насекомыми. А дичи в объятом войной лесу, я вам так скажу, нет от слова совсем! В тот черный день, когда меня ранили, мы отразили атаку противника, превосходящего нас по численности чуть ли не на порядок, тем самым дав союзничкам драгоценное время для передышки. Второй фронт выдержал самый тяжелый удар, а значит, должен был выстоять и дальше. Когда раненых грузили к отплытию домой, на берегу появилась процессия из каких-то именитых дворян из княжества. Тот, что был у них за старшего, спросил, кто тут сотник из роты Вонючих псов, именующий себя Барсом. Я тогда был так плох, что только руку поднять и смог. Честно говоря, и поднимать не хотел, думал, будет что-то спрашивать, что ему не надо знать. А он нет, подошел, да и говорит, держи, мол, спасибо тебе и ребятам от князя, и меч кладет. Я сразу-то и не понял, а оказалось, это мой палаш, перекованный и отремонтированный. Меня же друид, когда отравой своей зацепил, падла дикая, даже дерево на щите и рукояти клинка вспыхнуло, рассыпаясь, как трухлявая деревяшка.

Последние слова он выговорил едва слышно, совсем уходя в старые и смутные воспоминания. На какую-то минуту я захотел проникнуть в его сны, когда он заснет, и увидеть все своими глазами, но отмел ее, как пошлую. У каждого есть свой багаж с прошлым, и влезая туда без спросу, можно красивый подвиг исказить до черной измены. А кому это надо?

Селира, пожелав нам спокойной ночи, устроилась под кроной старого тика. Перед тем как отойти ко сну, она придирчиво осмотрела ремешки на хитоне. Обнаружив, что один из них порван, жрица откуда-то выудила нитку с иголкой и принялась за шитье, довольно мило закусив нижнюю губу. Я знал, что она чувствовала, что я за ней наблюдаю, но все равно продолжал пялиться на нее, не в силах оторваться. Уже ложась, Селира одарила меня напоследок многозначительным взглядом, на который я ответил пожатием плеч, мол, виновен, согласен, болван. Она лишь покачала головой, давая понять, что ни на каплю не верит в мое раскаяние. Однако когда женщина закрыла глаза, я заметил крошечную улыбку в уголках ее губ.

Люнсаль так и заснул у костра, завернувшись в плащ прямо в обнимку с посохом. Вроде он неплохой малый, хоть и заносчивая заноза в заднице, как и любой волшебник. Увидев, что Барс совсем отрубился, я тихо растолкал Фугу, все-таки караул – дело воинов. Тот, явно раздосадованный, что разбудили именно его, встал и, похлопывая себя по щекам, пошел кругом в дозор за границей света костра.

Ночную тишину нарушали лишь речные цикады и сопение Барса. Улегшись на спину и уставившись в звездное небо, в который раз в жизни я задавался одними и теми же вопросами: кто я такой, зачем я здесь и что ищу. Когда я был маленьким, да и позднее, в юношестве, мне казалось, что стремиться к знаниям – вот моя главная цель в жизни. Но после раз за разом я убеждался, что ищу совсем другое, инстинктивно ступая по спирали времени, пытаясь найти что-то совершенно конкретное. Но вот что именно, это каждый раз ускользало от меня, оставляя туманный образ, который я никак не мог расшифровать. Порой мне казалось, что это нечто из прошлой жизни, какое-то незаконченное дело. Не знаю. Веки наполнились тяжестью, и я провалился во тьму.

Каменная кладка была испещрена неясными силуэтами и картинками, изображающими причудливых насекомых. Камень был очень древний, но выложен так ровно, что нельзя ручаться, применяли ли строители раствор для соединения плит, настолько гладко были они отшлифованы. Тем не менее весь пол был покрыт обычным песком, на котором виднелись отпечатки исполинских ступней неизвестного происхождения. Следы уходили вглубь пирамиды, вершина которой венчалась другой такой же, но перевернутой. Только глядя на них, я понял, что не вижу неба. Его словно не существовало совсем. На привычном его месте зияла пропасть, воронкой закручиваясь над вершиной колоссальных строений.

Из входа в пирамиду вышла процессия каких-то существ. По песку ступали ороговелые и заостренные ноги. Разноцветный хитиновый покров их туловищ снова навел мои мысли на насекомых, размеры которых пугали и зачаровывали одновременно. Хищные щупальца сжимали устрашающие косы и серповидные ножи. Головы существ были огромными, и с каждой смотрел десяток глаз с несколькими зрачками. В такт движению медленно качались острые жвала, хоботки и какие-то отростки. Все происходящее создавало впечатление, что я смотрю на муравейник изнутри. Однако эти существа выглядели не как рабочие и строители. Они скорее походили на тюремщиков. Я не стал бы ручаться, откуда мне пришло в голову именно такое определение, но оно явно им как нельзя лучше подходило. Траурный марш насекомых завораживал и заставлял следить неотрывно. Казалось, что каждый удар заостренных ног вбивался в песок, как неизбежность, как приговор, как рок.