Андрей Журкович - Пятый тотем [SelfPub, 12+]

Смерч в небе становится сильнее, бурля и пенясь, как волны океана. Все вокруг подергивалось рябью и сполохами, словно рискуя сорваться и устремиться в вышину. Вдруг завывание ветра нарушилось тяжелым ревом, заставившим странных существ замереть на месте. Рев звучал гневно, неистово, чарующе. Существа, тем не менее, пришли в волнение, но не спеша откликнуться на зов. Они продолжали стоять, переставляя острые ноги, нервно пощелкивая хищными жвалами, с которых стекала, пузырясь, то ли слюна, то ли яд. Внезапно рев прозвучал снова и еще сильнее. Не сразу, но я ощутил иную его звуковую окраску. Что это? Неужели… Боль?

Насекомоподобные сорвались на бег, устремляясь на зов, который визжал уже буквально в агонии, срываясь то на низкие, то на столь высокие ноты, что резал и закладывал уши. Смерч в небе все усиливался, и по его границам начинали пробегать молнии, вызывая сильнейшие эманации силы. Все вокруг застыло в ожидании катастрофы, и даже воздух начинал сухо потрескивать. Вихрь песка то поднимался вверх, то опадал вниз, сменяя предстающие моему взору картины.

В разряженном воздухе из кровавого песчаного тумана проступила еще одна пирамида. На площадке перед ней лежали тела каких-то многоножек. Они были изуродованы так, словно по этому квадранту вела огонь батарея артиллерии рунианцев. Тела были очень сильно покорежены и обожжены, что даже песок вокруг оплавился, местами превратившись в стекло. Только теперь я заметил их. Сначала мне показалось, будто я вижу жрецов солнца солов, так они были похожи друг на друга. Однако чувства говорили о том, что это адепты разных школ. Двое в серых балахонах, перевязанных тугими цепями, стоя спина к спине, вели ожесточенный бой с наседающими на них насекомоподобными существами. Воздух разрывался от огненных сполохов и выбросов силы, наполняясь пеплом и золой. Смешиваясь с песком, гарь взмывала к небу, подхватываемая ураганом. Двое в балахонах явно куда-то пробивались, то ускоряясь, то вновь останавливаясь, чтобы дать бой. Мои ноги привычно обнял песок, и я сразу почувствовал, что меня затягивает куда-то вниз. В голове мелькнула мысль о том, чтобы попытаться удержаться еще хоть на мгновение, но меня уже выбрасывало наружу.

Голова раскалывалась так, что я боялся пошевелиться. Боль – вот то первое, что встретило мое пробуждающееся сознание. Разумно понимая, что лучшее лекарство сейчас – это отвлечься, я осторожно приоткрыл глаза. Уже начало светать, и ночная мгла сменилась утренним туманом. Костер давно прогорел, а от вчерашней горы дров не осталось и следа. Я продолжил лежать, не шевелясь, лишь водя взглядом вокруг и приходя в сознание.

Надо сказать, что кошмар, который я видел этой ночью, приходил ко мне уже не в первый и не во второй раз. Видения какого-то пугающего, ассиметричного мира всегда сопровождались пробуждением с ужасающей головной болью. Я неоднократно пытался анализировать происходящее и каждый раз приходил к одному и тому же выводу – кто-то насылал на меня эти грезы с определенной целью, будто пытаясь пробудить нечто во мне или в моей памяти. Но это еще не все. Головная боль являлась прямым следствием того, что кто-то уже другой ни в коем случае не собирался дать мне досмотреть этот сон, вламываясь в мое сознание, как таран, и вышвыривая меня на поверхность яви.

Понимая, что нет смысла страдать более, я осторожно поднялся и, отойдя от лагеря на десяток шагов, начал собирать тугие лопухи подорожников. Отобрав пять штук и предварительно смочив, я принялся наклеивать их себе на лоб и щеки. Когда все было готово, я аккуратно лег на спину прямо на землю и опустил ладони на листья. Я мог вытянуть чужую боль из раненого, мог и вытянуть свою собственную. Проходя через листья, она оставалась на растении, отбирая его жизненную силу. Подействовало не сразу, и я остановился, когда понял, что подорожники уже высохли до желтизны. Когда я вернулся обратно, то заметил, что Люнсаль проснулся. Парень, видимо, и впрямь весьма чувствителен к проявлениям силы. Сонно глядя на меня, он невнятно пробормотал что-то вроде «странный способ умываться» и, перевернувшись, снова засопел, кутаясь в плащ. До рассвета еще был час или около того, и я, не желая разбудить еще кого-то, повалился обратно на землю.

Впереди был еще долгий переход до Гнилолесья. Сказать по правде, я бы с удовольствием отказался от этого маршрута. Хоть я и не всесилен, но моих способностей и знаний вполне хватит, чтобы защитить себя в открытом бою. Меня беспокоили другие, те, что утратили связь с этим миром, не перейдя в иной, – мертвецы. Гнилолесье стало прибежищем этой заразы и, по-видимому, никогда уже не будет вычищено окончательно. Будь на то моя воля, я бы выжег целые акры земли, удаляя метр за метром зараженную ткань. Природа все равно распорядится территорией, обглоданной пламенем, и с годами край бы снова зажил. Тем не менее я также понимал, что нам придется идти через эту пропасть, и стоило к этому хорошенько подготовиться, в том числе морально. Бьюсь об заклад, что в проклятом лесу спать мы не будем вообще.

Дни слились воедино, каждый последующий повторяя предыдущий. Земли Медных ключей встретили нас пышными красками спешащей к рассвету осени. У природы еще оставались в запасе последние деньки лета, но желто-красное покрывало уже начало окутывать выжженную солнцем листву деревьев. Несмотря на жару, мы двигались споро, особо не испытывая дискомфорта от поездки. Все дело было в огромном количестве естественных источников, бивших из-под земли крошечными гейзерами, соединяясь в журчащие ручьи и тем самым образуя прохладную туманную дымку. Ключи назывались медными отнюдь не от наличия залежей медной руды, напротив, их здесь, скорее всего, не было совсем. Зато было другое – невероятно плодородная почва и торфяные болота, вода которых имела красноватый оттенок. Поговаривают, ручьи здешних земель обладают целительными свойствами, способствуют омоложению организма и позволяют быстрее ставить на ноги больных и раненых, если всю еду и снадобья готовить на такой воде.

На исходе недели с момента, как мы покинули стены Рассветного, я ощутил приближение большой реки. Еще задолго до того, как она показалась из-за пышных шапок вязов, до меня долетел знакомый и привычный моему сердцу отзвук силы. Обывателю никогда не понять этого ощущения, когда нутром чуешь, что где-то поблизости есть те, кто ближе тебе, чем даже собратья. В могучем течении остававшейся невидимой реки я чувствовал присутствие водных элементалей. Тем временем почва становилась менее рыхлой и шла под уклон, а воздух наполнялся силой и свежестью, какая бывает только вблизи течения могучей реки. Вскоре до нашего слуха уже начали доноситься голоса воды, ревущей между камней на мелководных порогах.