Михаил Рожков - Хранитель

Размышляя об этом, Ручкин решил, что по возвращении домой обязательно напишет обо всём этом книгу. Именно книгу. После этой мысли настроение его улучшилось и он бодро встал с кровати.

За окном раздался знакомый вой сирены. Через минуту в дом вошёл улыбающийся мэр.

— Доброе утречко, Пётр Алексеевич!

— Доброе, Захар Аркадьевич.

— Я смотрю, вы уже проснулись, а я вам тут гостинчика принёс. Вот тут курочка запечённая, супруга моя готовила, извольте отведать.

— Спасибо, Захар Аркадьевич, — произнёс журналист и взял в руки вкусно пахнущий свёрток.

— Я вот что хотел сказать, Пётр Алексеевич, событие у меня завтра радостное.

— Какое же? — спросил Ручкин, жуя курицу. Курица была отменная.

— А такое! Дочка моя единственная, Настасьюшка, замуж завтра выходит.

— Поздравляю, поздравляю. А что жених? Хорошая партия?

— Очень! Военный! Полковник!

— Ммм… серьёзный, наверное, мужчина!

— Ещё бы! Недавно двадцать пять лет исполнилось.

Ручкин чуть было не подавился курицей и с удивлением произнёс: — Неожиданный карьерный взлёт.

— Ну да, — замялся Семёнов. — Тут ведь как получилось, служил он тогда в армии и как-то раз приехал в увольнительную, благо часть недалеко. А тут такое событие, земля красная, обратно-то его в часть не пустили, вот и получается, что формально он на службе. А так как он здесь единственный действующий военный, значит, он и сам себе командир. Вот и повысил он сам себя. Не сразу, конечно, постепенно. Так за пять лет до полковника и дорос. На большой земле тоже решили: военный, ну и пусть им и остаётся. Ему даже довольствие платят, правда, как рядовому, но это уже мелочи. Так что приглашаю вас завтра на торжество!

— Спасибо, Захар Аркадьевич, признаться, тронут, непременно приду.

— Сегодня я уж вас занять не смогу, — произнёс мэр. — Сами понимаете, готовиться надо. Вы тут не скучайте, к Самуилу Степановичу сходите в школу, а то он там совсем загрустил, а я побегу.

— Да-да, конечно.

На том и расстались. Пётр Алексеевич доел курицу, попил чаю и решил до обеда вздремнуть.

Проснулся он в прекрасном расположении духа. Всё-таки хороший завтрак, а потом дообеденный сон — одно из лучших лекарств от хандры. Ручкин неспешно собрался и пошёл в сторону школы, насвистывая по пути весёлую песенку.

Дошёл он быстро. Школа представляла собой, конечно же, одноэтажное здание, со стороны чистенькое и ухоженное. Над дверьми висела резная табличка «Краснобогатырская средняя школа». Журналист вошёл внутрь. Школа встретила его пустым коридором и тишиной. Он заглянул в одну дверь — пустой класс, в другую — пустой кабинет. Открытие третьей двери, наконец, увенчалось успехом. На стуле, закинув ноги на стол, сидел пожилой мужчина и курил трубку. Внешне он напоминал Альберта Эйнштейна, даже одет был по той же моде.

— Проходите, присаживайтесь, — произнёс мужчина. — Разрешите представиться — Самуил Степанович Энштен. А вы, наверное, Пётр Алексеевич? А я всё жду, когда вы меня навестите.

— Вот так совпадение, — подумал про себя Ручкин, но вслух сказал: — Да-да, совершенно верно. А где же все дети?

— Так каникулы, нет никого. Один я тут. Вот сижу, о вечном думаю.

— Разрешите послушать ваши мысли? — спросил журналист.

— Ну а почему бы и нет. Присаживайтесь рядом. Вот вы, наверное, спросить меня хотите, что я думаю о красной земле? А я вам так отвечу — и слава богу!

— Поясните Самуил Степанович.

— Видите ли, молодой человек, а я уже в том возрасте, когда имею право к вам так обращаться, у нас в школе всего шестнадцать учеников и всего два учителя. Я и Валерий Владимирович — физрук наш. И вот как-то раз решили нашу школу закрыть, дескать, учеников мало, учителей нет. Решили, что мы нерентабельны. Пришла бумага школу закрыть, а детишки пускай на автобусе в соседний город ездят. А тут такие дела — земля красная! И осталась наша школа, и детишки учатся, и я при деле. Так что и слава богу, Пётр Алексеевич.

— Ваша правда, Самуил Степанович, в этом контексте я даже и не думал. А всё же с точки зрения науки что думаете?

— А с точки зрения науки, — ответил учитель, — думаю, что испытывали здесь недалеко коллайдер. Сейчас модно их строить и эксперименты проводить. И вот, наверное, что-то пошло не так. А я вам ещё раз скажу, и слава богу!

— А про аномалии что думаете? — не унимался журналист.

— Признаться, сам не видел, но народ говорит. А там — бог его знает.

— Говорят, вы настойки чудесные готовите? — спросил Ручкин.

— Да, — ответил учитель. — Химию очень люблю, и настоечки всякие готовлю. Народ хвалит. Но сам не пью. Мне нужна трезвость ума. Хотя, с другой стороны, каникулы же. Если грамм по пятьдесят, то можно.

Учитель встал и подошёл к шкафу. Открыл дверцы.

— Новый сорт, — произнёс Самуил Степанович, доставая с одной из полок бутыль с чёрной жидкостью. — Назвал «Чёрный квадрат».

— Почему такое название?

— Расширяет сознание, — ответил Энштен, разливая по рюмкам.

Возвращался в этот раз Ручкин домой на своих ногах. Настроение было хорошее, вечер был тёплый, да и настойка, признаться, обладала удивительным вкусом.

Проснулся Ручкин рано утром. Помылся, побрился и даже сделал зарядку. Потом заварил чай и крепко задумался: что же подарить новобрачным. На красную землю ему ничего проносить не разрешалось, поэтому ничего ценного, кроме паспорта, денег и ручки с записной книжкой, у него не было. Ручка была дорогая. Знающие люди за эту ручку выложили бы приличную сумму денег. Жалко, конечно. Можно было ещё сходить в магазин и прикупить что-нибудь там, благо денег хватало, но второй раз встречаться с Фролом не очень хотелось. Твёрдо решив подарить ручку, Пётр Алексеевич почистил ботинки, отряхнул пальто, собрался и пошёл к дому мэра.

Погода была прекрасная, несмотря на позднюю осень. На улице, конечно, уже не было так тепло, но главное, что вполне сухо и достаточно комфортно. Хорошо, что ещё не выпал снег, хотя было бы интересно посмотреть, как смотрится снег на красной земле. А когда он тает, смешиваясь с красной грязью? Жуткое, наверное, зрелище.

У Семёнова дома журналист ни разу не был, но без труда распознал его. Смотрелся он, в отличие от других строений посёлка, монументально. Двухэтажное здание с большими окнами, с высоким забором и коваными воротами. Во дворе стояли статуи льва и даже находился небольшой фонтанчик. Дом был выкрашен в жёлтый цвет, и в такой же цвет были выкрашены две будки, из которых с любопытством наблюдали за происходящим собаки. На крыше здания топорщился флюгер и красовалась рядышком спутниковая антенна. Конечно, она спутник не ловила, но солидности придавала. Возле дома стояла машина скорой помощи, украшенная ленточками, полицейская «нива», чёрная «Волга» и мотоцикл с коляской. Народу было много. Среди толпы журналист узнал Пинкертона, Ивана Филипповича, Самуила Степановича и Зинку. От толпы отделился маленький толстый человечек, одетый в чёрный костюм с белой рубашкой, в котором журналист с трудом узнал Семёнова.