Михаил Рожков - Хранитель

— Пётр Лексеич, доброго утречка, — произнёс мэр. — Присоединяйтесь к нам. Ждём жениха, скоро приедут на выкуп. А может, выпить чего-нибудь хотите для согрева?

— Нет— нет, — отказался Ручкин. — Я пока, пожалуй, откажусь, рановато ещё.

Не успели они договорить, как двор огласил шум моторов и клаксонов. Зрелище было эпичное. Впереди ехал трактор, украшенный шарами и лентами. За ним ехали два мотоцикла, следом тарахтел автобус. Завершал процессию жених. Он сидел на белом коне, одетый в военную форму, с ружьём наперевес. Процессия остановилась, и из трактора выпрыгнули женщина с мужчиной, нарядно одетые. По-видимому, родители.

— У вас товар, у нас купец, — зычным голосом произнёс мужчина.

— А у нас таких купцов, как в огороде огурцов. Ты мне лучше расскажи, есть ли у купца гроши? — бойко ответил Захар Аркадьевич.

— Кто это? — спросил Ручкин у стоящего рядом Ивана Филипповича.

— Это Хохлов, отец жениха. Трактористом работает, — объяснил доктор.

— У нашего купца грошей, как у твоей собаки вшей. — Ловко парировал Хохлов. — Ты базар не разводи, а невесту выводи.

— Где ты видел столько блох, чтоб я дочь отдать бы смог? А пускай-ка ваш жених про невесту скажет стих.

Народ дружно захохотал.

Хохлов-младший спрыгнул с лошади, поправил ружьё и, откашлявшись, продекламировал: «Настя, ты моё счастье! Без тебя как без ружья!»

Толпа засмеялась, полковник стоял смущённый.

— Что же это за стихи… — картинно возмутился мэр и развёл руки в стороны. — Да я с такими стихами отдам невесту только с кулаками.

Мэр картинно закатал рукава и встал в боксёрскую стойку.

— Папа, хватит! — раздался внезапно приятный женский голос. — Заканчивайте этот баттл, а то я так никогда замуж не выйду.

Невеста была хороша. Высокого роста, стройная — полный антипод Семёнова. Ослепительно белое платье контрастировало с красной землей. Жених подошёл к Анастасии, взял на руки, и они слились в долгом поцелуе.

Это была очень весёлая свадьба. Гости пили, ели, пели, поздравляли молодых. Ручкин вручил свой подарок, пожелал счастья молодым, а потом долго выпытывал у Самуила Степанович секрет его настойки. Настало время медленного танца.

«Там, где клён шумит…» — донеслось из динамиков.

К столу, где сидел журналист, медленно подошла Зинаида и пригласила его на танец. Настроение у Петра Алексеевича было хорошее. Он был сыт, пьян, да и Зинаида была хороша, поэтому согласился без раздумий.

«Поросло травой место наших встреч», — продолжала звучать песня.

— А я вот ни разу в Москве не была, — произнесла Зина, положив голову на плечо Ручкина. — Какая она?

— Она большая, красивая, там живёт очень много народу, и там огромные пробки. — Начал было рассказывать журналист, но тут же осёкся. Краем глаза он заметил злое лицо Фрола. Здоровяк стремительно приближался к танцующим. Несмотря на комплекцию, движения Фрола были быстрыми, но всё же журналист успел оттолкнуть Зинку и увернуться от удара. Кулак попал точно в глаз проходящему мимо Захару Аркадьевичу.

Музыка смолкла. Наступила гробовая тишина.

— Что? — взревел жених. — Тестя моего обижать?

И тут же ловким движением схватил ружьё и принялся целиться в дворника. Раздался выстрел. К счастью, стрелок из полковника был не ахти и пуля никого не задела.

— Брось ружьё, дурак! — закричал Пинкертон и вытащил из кобуры пистолет.

— Убью собаку! — кричал полковник, снова целясь.

Гости стояли в шоке. Единственный, кто сохранил хладнокровие, — это мэр. Несмотря на заплывший глаз, он мигом оценил ситуацию и обратился к жениху: «Сашенька, зятёк, опусти ружьё. Давай выпьем, успокоимся. Вон и Настюша испугалась. Опусти».

Хохлов-младший медленно начал опускать ружьё.

— А ты, Анатолий Сергеевич, — обратился Семёнов к стражу порядка, — уведи этого отсюда, — указав рукой в сторону Фрола, — от греха подальше. Пускай ночку за решёткой посидит. Господа, продолжаем веселье!

Музыка вновь загремела, и тут Ручкин понял, что пора уходить.

Дошёл до дома быстро, несмотря на темноту на улице. Настроение было испорчено. И тут, подходя к дому, он заметил, что в его окнах горит свет. Пётр Алексеевич твёрдо помнил, что, уходя, свет не включал. Неужели Фрол? Так его вроде Пинкертон арестовал и в полицию повёз. Схватив булыжник, валявшийся на дороге, какое никакое, а всё-таки оружие, журналист осторожно вошёл в дом. В доме не было никого. Никого. Выдохнув и положив булыжник на пол, Ручкин заметил на столе листок бумаги. Он подошёл и взял его в руки. На листке было написано три фразы: «Ты теряешь время. Ищи лучше. Будь внимательней».

— Ловись, рыбка, большая и маленькая, — приговаривал Захар Аркадьевич, глядя на поплавок. Под его левым глазом красовался большой синяк. Рядом с ним сидели Ручкин и Хохлов-старший.

Прудик был небольшой, и все трое уютно расположились на его берегу. День стоял пасмурный, было достаточно холодно, но ветра не ощущалось. Журналист сидел, погружённый в себя. С утра его уговорили поехать на рыбалку, привезя на тракторе на пруд, не дав поразмыслить о недавних событиях. А поразмыслить есть над чем.

Кто автор записки? Ручкину не давало это покоя. Может быть, это вообще чья-то глупая шутка. С другой стороны, автор записки прав: седьмой день, а результатов ноль. С чем он вернётся в Москву, с рассказами как пил и гулял на свадьбе? «Кто бы ни написал это послание, он хочет, чтобы я активней действовал, — размышлял журналист. — А раз так, следовательно, он со мной заодно, а раз побуждает к действиям, следовательно, здесь есть какая-то тайна. Но вот с какой стороны подступиться? Ищи лучше… Ты теряешь время… Что имел в виду таинственный автор? Что искать и где? Теряешь время… Хм… Действительно, создаётся впечатление, что меня всеми способами стараются хоть чем-нибудь занять, лишь бы я не был увлечён поиском информации».

Журналист взглянул на мэра.

— О чём думаете, Пётр Алексеевич? — спросил тот.

— Да вот думаю, что рыбы тут нет. Уже час сидим — а ни одной поклёвки.

— Это вы зря, Пётр Алексеевич, у нас в это время карась как бешеный клюёт, только успевай доставать и закидывать.

Словно в подтверждение этих слов, поплавок Семёнова начал прыгать, оставляя круги на водной глади, а потом и вовсе пошёл ко дну.

— Тащи его, тащи! — заорал Хохлов-старший.

Семёнов ловко сделал подсечку и вытащил на свет очень большого карася.

— Ну вот, а вы говорили рыбы нет, — радостно произнёс мэр. — А это что, не рыба? Самая что ни на есть рыба. Ух, какая огромная. Я же говорю, клёв бешеный!

— Действительно, большой экземпляр, никогда таких не видел, — проговорил Хохлов-старший.

Захар Аркадьевич снял рыбу с крючка, она вырвалась из рук, упала на землю и запрыгала в сторону воды. Семёнов закричал, упал на землю и прижал карася телом к земле.