Алексей Бессонов - Лабиринт кочевников

– Причины страхов и суеверий бывают весьма разными, – произнес Горелов. – Но я склонен думать, что в основе тех или иных табу всегда лежат вполне объяснимые явления. А вот что касается Песчанки… Когда-то там исчезали дети, но говорили, что и рыбаки какие-то пропали. Это все еще до революции было. Потом начали строить Трубный, и, соответственно, появился карьер. Работали там по большей части заключенные, поэтому кто знает, что там происходило. Но слухи все эти старинные забылись. Тогда больше говорили о захоронениях, обнаруженных во время расширения и реконструкции железной дороги. Об этом мне старики тоже рассказывали. Там вроде бы шаманов каких-то раскопали, и все землекопы заболели сразу же. Увезли их в Пермь, а назад никто не вернулся.

– Интересно, – хмурясь, Климов даже подался вперед, – и что ж это за шаманы такие?

– Не знаю, – загадочно хихикнул Горелов. – Хотел бы посмотреть, но меня тогда еще на свете не было. В Заграйск я приехал только в шестьдесят седьмом, знаете ли. Думал, ненадолго, но – женился, зацепился и сам не заметил, как оказался в этом музее. А мечтал заниматься наукой!.. Но здесь тоже можно найти кое-что интересное, конечно… Правда, вряд ли эти находки принесут публикации. Так вам интересно насчет Песчанки? – вдруг перебил он сам себя.

– Еще как. Но вы говорили о захоронениях шаманов…

– Об этом, повторяю, мне только слышать довелось. И то, как здесь водится, от дедов соседских. Но вот что интересно. Одна старушка, милейшая женщина, рассказывала мне, что кое-кто связывал эти древние могилы с нашествием «цыганских ведьм» в сорок шестом году. А уж от «ведьм» не откреститься, их многие видели.

– Что-то вроде и я такое слышал. В сорок шестом, говорите? А потом этих цыган милиция забрала?

– Ох, в то время милиции не до них было, поверьте. Бандитизм по всему Уралу был страшный, такой, что никакие там девяностые годы и рядом не лежали. Людей резали прямо на улицах, склады грабили, магазины – года до пятьдесят второго все это длилось. И потом учтите еще вот что: здесь, в тылу, все перемешалось. Многие эвакуированные не хотели возвращаться домой, в западные области, пытались тут завербоваться на стройки, на заводы, как-то зацепиться. Великое переселение народов! Так что эти «цыгане» нашу доблестную милицию если и волновали, то в самую последнюю очередь. Тем более что и цыганами они не были. Внешне немного похожи, но нет, не цыгане. Они носили кожаную одежду, очень хорошо изготовленную, и совершенно не понимали по-русски. А еще боялись машин, боялись настолько, что никогда не ходили в район «железки». Как мне рассказывали, паровозы их приводили в ступор, то есть в такой ужас, что бедняги просто каменели, застывали на месте, не в силах двинуться. Интересно, да? Если не на поезде, то как они сюда попали? По Грае корабли не ходят. Хе-хе, – Горелов закатил глаза, прищелкнул языком и сам налил себе полную рюмку. – При всем при этом они пробыли в городе около месяца. Где жили – никто не знает, но кого-то из них всегда можно было найти возле базара. Городской рынок был тогда на Усольной, там, где потом детскую больницу построили. И на рынке работали кузнецы, артельщики. Так вот несколько мужчин постоянно возле кузнецов терлись. А когда появлялись деньги – сразу покупали топоры и косы, причем без рукояти, только железо… Сталь их очень интересовала! Интересно, да? А деньги они зарабатывали так: после войны в городе почти не осталось кошек – голодно тут было, знаете ли, – и в домах крысы просто копошились, как муравьи. Сжирали все, никакого спасения от них не было. Цыганки, то есть, собственно, «ведьмы», за небольшую плату рассыпали в подвалах какой-то порошок, и крысы мгновенно уходили. И потом уже не возвращались, никогда. Впрочем, это не самое интересное…

Горелов умолк, дожидаясь, пока Ян нальет ему еще рюмочку. Лицо у директора порозовело, глаза блестели молодым, задорным блеском. Климов понял, что на этот раз ему повезло по-настоящему. Старик не просто осведомлен о многих таинственных событиях, происходивших в Заграйске, он, видимо, потихоньку занимался этой темой, благо должность позволяла.

– Иногда они лечили людей, причем занимались этим только мужчины, – Горелов сделал крохотный глоток, причмокнул, – помогали в таких случаях, когда наша медицина оказывалась совершенно бессильна. В шестьдесят восьмом, как сейчас помню, я познакомился с Мосийчуком Иван Палычем – умнейший был мужик, майор, почти всю войну прошел. Он в то время работал в нашем ДОСААФе начальником каким-то, не помню. В общем, уже в сорок пятом ему здорово не повезло, попал он под минометы, так что конец войны в госпитале встретил. Несколько осколков у него вытащить не смогли – они сидели в шее и за ухом, хирурги просто не брались их вырезать. Мучили они его ужасно, шея гноилась, болела… Из армии его, конечно же, комиссовали по здоровью. Он приехал домой, в Заграйск, устроился в артель к слесарям, и тут – цыган один смотрит на него, смотрит… А потом знаками так: иди сюда. Пощупал его шею, головой покачал. Как-то они там по деньгам с ним договорились, цыган ушел, а через два дня принес коробочку деревянную с какой-то ярко-красной мазью. И объяснил: два раза, мол, помазать, а потом осколки выйдут. Ну, Мосийчук, как он сам мне рассказывал, был готов уже хоть дерьмом обмазаться… И что вы думаете? На третий день шея страшно распухла, поднялась температура. Майор наш с перепугу водочки тяпнул и уснул. А наутро мать его будит – подушка вся в крови, гной там… а осколки-то прямо из шеи торчат! Там он их и выдернул, все до единого, сам. И к врачам никаким не ходил. Раны зажили почти сразу – все. А цыгане через пару дней буквально взяли да исчезли. То ходили по городку – то там, то тут их видели – и вдруг пропали.

– И майор Мосийчук, наверное, спасителя своего хорошо разглядел? – как бы в задумчивости поинтересовался Климов.

– Именно! Иван Палыч служил в артиллерии, и человеком был, скажем так, наблюдательным. Умел видеть цель, как сам он говорил. По его мнению, эти странные пришельцы могли быть родом из Индии. Они не ели мяса, вообще. Только крупы и овощи. Однажды он видел, как старый, с бородой, мужчина писал какую-то записку для своих собратьев на клочке бумаги из школьной тетрадки, и ему показалось, что писал он на санскрите. Мосийчук до войны учился на историческом, три курса успел окончить, кое-что помнил. Правда, вот одежда их… По словам Мосийчука, никогда он не встречал кожи такой тонкой выделки и кроя такого тоже не видал. Ни на что не похоже! А вот ткань – бельишко они все ж таки носили под кожаными вещами – чистейший шелк, самый натуральный. У нас тогда шелк достать было практически невозможно!..

– Вижу, чем-то зацепили вас эти самые «цыгане», – улыбнулся Ян. – Наверное, у этой истории и продолжение какое-то было?