Андрей Васильев - Сеятели ветра [litres, СИ]

– Несколько лет? Ну да, так и есть, ты прав. За это время многое может измениться.

– О том и речь, – я приобнял девушку за плечи. – Не пытайся одурачить богов своими планами. Они точно знают, что и как должно случиться. Лучше, чем мы с тобой.

Не знаю, что там себе подумали боги о моих словах, но, в любом случае, их гнев на погоду никак не распространился.

Утро следующего дня выдалось прекрасным. Небо было синим, как глаза Рози, солнце ярким, а воздух прозрачно-звенящим от мороза, изрядно окрепшего за ночь.

Почти все обитатели замка высыпали во двор сразу же после завтрака. И неудивительно – мы не видели солнца добрых полмесяца. Его прятали постоянно висевшие над нами тучи, то наливающиеся чернотой скорого снегопада, то вроде бы совсем поредевшие и посветлевшие, но все равно скрывающие от взглядов небесный огонь. А человек – он не может без Солнца. Он не гном. Если не видеть его света, то мир раньше или позже тоже станет для тебя серым.

Даже Ворон – и тот вышел во двор, попыхивая своей трубкой. Мало того, он еще и улыбался! Впрочем, в этом ничего удивительного нет. До того он весь завтрак отчитывал нас за то, что вчера вечером по наводке Геллы был поднят переполох, вследствие которого мы чуть не выломали дверь, ведущую в его покои. Да и выломали бы, кабы на ней не висела магическая защита, которую никто из нас снять не смог. И замок тоже был зачарован, по крайней мере, Фрише, которая довольно долго возилась с ним, позвякивая набором отмычек (замечу, отменно сработанных), сделать ничего не удалось.

В результате, мы отправились спать, осознав, что в данный момент мы бессильны что-либо изменить или выяснить.

А утром наставник обнаружился внизу, в обеденном зале, с тем самым выражением лица, которое Луиза обычно называет «вот теперь нам всем станет очень-очень плохо».

И плохо стало. В это утро каждый из нас усвоил то, что он невероятный невежа, ни в грош не ставящий покой своего учителя, бесцеремонный разгильдяй, плюющий на то, что у других людей тоже есть право на отдых, и, наконец, варвар, позволивший себе повредить дверь работы позапрошлого века, от которой, между прочим, проку больше, чем от нас всех. Она, по крайней мере, всегда знает, что ей надо делать – открываться или закрываться.

А мы – нет!

Правда, после этого он традиционно подобрел и почтил нас своим вниманием, выйдя во двор. И не стал ругаться даже тогда, когда мы, подобно детям, затеяли развлекаться снежными забавами. Точнее – все начал Карл, который сыпанул снегу за шиворот вечно мерзнущей де Прюльи. За нее немедленно вступился Эль Гракх, который, как многими было замечено, в последнее время всегда обнаруживался близ черноволосой южанки. Он лихо слепил снежок и метнул его в Фалька.

Естественно, Карла поддержал Гарольд, после чего на сторону Эль Гракха моментально встал Мартин, и через минуту двор гудел от смеха, воплей и визгов.

Собственно, только Ворон и Аманда не приняли участия в этой забаве. Мессир ди Скорсезе – и тот, хохоча во весь рот, бросался в нас снегом.

Ради правды, Аманды здесь вовсе не было. Она и к завтраку не вышла, оставшись в спальне. Просто лежала там на топчане и смотрела в потолок. Мы пробовали как-то с ней заговорить, но впустую. Нас для нее словно не существовало.

– Эх! – я бросил снежок в Сюзи Боннер и моментально получил сдачу в виде довольно массивного снежного кома, залепившего мне все лицо. – Так нечестно! Магию не использовать!

– Это не магия, – задорно ответила мне Сюзи. – Я его для Фалька берегла, но ты попался под удар первым! Сейчас новый лепить буду!

Наверняка жулит! Очень уж он крепок был для такого размера. Снег нынче не липкий, подморозило же. Маленький снежок слепить легко, но такой?

Но – не пойман, не вор!

– Эй, – меня дернули за рукав. – Приятель! Там к тебе пришли!

– Чего? – не понял я, протирая лицо полой плаща. – Ко мне? Кто?

Будь передо мной кто-то другой, а не Тюба, наш горбатый привратник, я бы подумал, что данная фраза – начало какого-то многоходового розыгрыша, вроде тех, что иногда придумывают наши девочки, чтобы немного взбодрить атмосферу. Не все в этом участвуют, но Рози, Сюзи и Альба Эмбер иногда и втроем такого могут наворотить! Например, летом эта троица нарисовала карту забытого всеми тайного винного погреба, которая после была подброшена Карлу. Причем перед этим они на карту чары старения навели, умелые настолько, что даже наставник потом, после того как Карл был наказан за разрушение целых четырех стен в подвалах замка, их похвалил.

Фальк после хотел их всех одним махом в мешок посадить и утопить в ближайшем водоеме, но мы отговорили его это делать. Без них будет очень скучно жить.

Кстати – он, похоже, так до конца и не поверил, что стал жертвой шутки. Я его после несколько раз видел в подвалах, где он стены простукивал. Как видно, тот самый тайный погреб искал.

А Тюбе верить можно. Он на редкость прямолинейное и искреннее существо. Некоторые его считают дураком, а вот я, например, думаю, что он соображает где-то даже лучше нас. Просто он всегда называет белое белым, горькое горьким, а подлость – подлостью, не подбирая «правильных слов» и «верных выражений». Мы часто юлим, выражаемся иносказательно или просто молчим, а он всегда называет вещи своими именами. Что видит – то и говорит, не особо задумываясь, с кем и о чем он беседует.

По большому счету – счастливец он. Живет открыто, ничего не боясь и ни о чем не сожалея.

– Кто? – переспросил Тюба у меня. – Человек, кто ж еще? Оборванец какой-то. Так и сказал – фон Рут мне нужен, что из Лесного Края. Ты ж оттудова?

– Оттудова, – чуть напрягся я, пытаясь сообразить, кто же это такой осведомленный мог ко мне пожаловать. – Ну, пошли, посмотрим, что за гость такой.

– Не-не, не гость! – замотал головой Тюба. – Какие гости? Я его внутрь, ета, не пущу. У ворот с им говори. Хозяин сказал – только своих внутрь пускать. А эта рвань мне точно не своя!

– У ворот – так у ворот, – не стал с ним спорить я. – Как скажешь.

Выйдя через боковую калитку, я глянул на визитера, который в этот момент стоял ко мне спиной.

Ну да, рвань как есть, прав Тюба. Шубейка, висящая клоками, сапоги, которые таковыми уже не назовешь, какой-то ободранный треух на голове. Надо от него подальше стоять, а то еще блох нацепляю от этого красавца. Или каких насекомых похуже.

– Ты меня звал? – окликнул я незнакомца. – Что хотел?

Оборванец повернулся ко мне. Был он довольно молод, может, лет на пять старше меня. И самое главное – он точно не жил на улицах, теперь я это знал наверняка. Мне, когда он еще спиной ко мне стоял, резануло глаз то, что лохмотья на нем… Как бы так сказать… Сидят не как влитые. Я большую часть жизни в подобных одеяниях проходил и знаю, как такой наряд носить. В нем каждая вещь, которую ты нашел, украл, снял с трупа, имеет свое место. А здесь, похоже, шубейку вовсе подгоняли под образ, местами просто распарывая по шву. Но все равно больно крепкой она выглядит. И даже пуговицы на ней имеются, которых быть не должно в принципе. Костяная пуговица – вещь штучная, ее если хотя бы одну продать, то дня три на эти деньги питаться можно. У него же их аж пять! Хорош бродяга, который полмесяца сытой жизни на себе носит.