Андрей Васильев - Сеятели ветра [litres, СИ]

Он повертел головой, достал из-за пазухи массивный кошель, положил его перед Вороном и присосался к кувшину.

– Даже не знаю, что сказать, – сообщил Вартану наш учитель. – С одной стороны – молодец. С другой… Всякое мог себе представить, но, чтобы ученики мне отдавали добычу, взятую разбойным путем… Это точно нет. Хотя, что греха таить, это приятно и небезвыгодно. Слушай, ди Скорсезе, может, мне с магическими науками завязать, да чем-то другим с этими сорвиголовами заняться? Ну явно же бандитский промысел прибыльнее!

– И еще – вот, – вытирая подбородок, бросил на стол какую-то железяку Фальк. – На шее у него было. Я прихватил, подумал – пригодится.

Это был знак, представляющий собой нечто вроде полукруглого снопа, из тех, что вяжут селяне при уборке хлеба, в котором скрестились друг с другом две зигзагообразно изогнутые молнии.

– Не амулет, – сказал ди Скорсезе, потрогав предмет указательным пальцем. – Скорее – цеховой знак. Хотя, возможно, не цеховой, а, скажем, говорящий о принадлежности убитого к какому-либо сообществу. Таковых в Рагеллоне масса. Но я подобного никогда не видел.

– Я тоже. – Ворон повертел железяку на столе. – Вот он минус того, что мы живем в такой глуши – справки быстро не наведешь. Ладно, что сделано – то сделано, его не воротишь. Все, собираемся. Фальк, куда в тебя столько лезет? Не забывай, тебе еще мешки с зерном в сани грузить, староста нам любезно их предоставил. Да и другие продукты продал мне с хорошей скидкой.

– Сделаем, – невозмутимо ответил ему Карл и взялся за мою недопитую кружку. – Не сомневайтесь, наставник.

– Можно, я скажу? – вдруг подала голос Аманда. – Точнее – попрошу кое о чем?

– Нет, – неожиданно резко произнес Ворон. – Мой ответ – нет.

– Вы же не знаете еще… – насупилась девушка.

– Все я знаю, – оборвал ее учитель. – Хочешь взять лошадь у одного из своих приятелей и отправиться в Фольдштейн на поиски отца? Верно?

– Хочу, – смело глянула на него Грейси. – Именно так.

– А я тебе это запрещаю! – рубанул воздух рукой Ворон. – Запрещаю, причем своим правом наставника, вслух и при свидетелях. И только попробуй теперь хоть шаг из замка без моего ведома сделать!

Аманда сузила глаза, весь ее вид говорил о том, что она услышать слова наставника услышала, но совершенно необязательно станет им следовать.

– У тебя теперь нет выбора, – сказал Грейси Вартан. – Если ты нарушишь волю своего мастера, то не проживешь и нескольких дней. Таковы правила обучения. Это догма. Ученик, покинувший дом учителя без его ведома, или нарушив его запрет, обречен. Может, ты замерзнешь в сугробе, или случайно заедешь в топь, которая даже зимой не покрывается льдом – я не знаю. Но смертельный исход в этом случае неизбежен.

– Там мой отец, – сдерживая слезы, пробормотала Аманда. – Он жив. Мне надо его найти! Надо!

– Глупая девчонка, – стукнул кулаком по столу Ворон. – Там война! Настоящая война, а не то представление, что мы видели прошлой зимой. Да-да, там имело место быть представление. Куча войск, личные повара, обозные проститутки и штандарты, развевающиеся на ветру – это, по-твоему, была война? Нет. Поверь мне – нет. А там, куда ты рвешься, сейчас кровь, грязь и смерть – и более ничего. Линдус не будет спешить, он даст эльфам поглубже впиться в подбрюшье Центральных Королевств, поверь мне. И чем больше будет жертв, тем лучше. И одной из них станешь ты, потому что тебя поведут чувства, а не расчет. Но финал предсказуем. Не знаю, как именно, но ты умрешь. Может, под двадцатым по счету пыхтящем на тебе насильником-мародером, в которых там сейчас нет недостатка, может, под пыткой эльфа, может, просто от шального арбалетного болта. Не случится по-другому, Грейси. И ты, Монброн, молчи, никаких: «Так может я с ней?». Что такое опять?

– Так вы обратно кулаком по столу вдарили, – пояснил корчмарь, опасливо отойдя в сторону шага на три. – Я и подумал – может, недовольны чем?

– Недоволен, – дружелюбно подтвердил Ворон. – Тем, что у меня ученики – идиоты. Чему ж тут радоваться?

– Они все такие, – обтер руки о фартук Йоганн. – У меня, думаете, поварята лучше? Дерево-деревом, хуже иного бревна. Так ведь только других-то нет?

– Это да, – наставник достал из своего напоясного кошеля золотую монету. – Столько достаточно?

– С избытком, – просиял Литке. – Благодарю!

– Если с избытком – то заверни-ка мне с собой в какую-нибудь холстину еще пару жареных поросят, – велел Ворон. – Очень они у тебя хороши!

– И пива, – потребовал Карл. – Там на него точно хватит! Я цены знаю!

– И пива, – одобрил его слова наставник. – Грейси, если я услышу еще один всхлип, то прокляну тебя дня на три. Да так, что даже ди Скорсезе не поможет. Да-да, Вартан, я знаю, что время от времени ты приходишь к этим неучам, которые о себе даже позаботиться не могут, на выручку.

И в самом деле – Аманда плакала, теперь, правда, беззвучно. Слезинки текли по ее щекам, и это зрелище меня, признаться, здорово потрясло. Я видел ее всякую – злую, беснующуюся, безжалостную к себе и другим. Даже голую – и то видел. Но вот плачущую – никогда. Что там – я даже не подозревал, что она умеет плакать в принципе.

Может, неправ наставник? Может, следовало ее отпустить?

А еще мне стало ее жалко. Чуть ли не в первый раз в жизни. Возникало ощущение, что из Аманды вынули какой-то внутренний стержень, который все эти годы ее поддерживал, и из-за этого она стала чем-то вроде тряпичной самодельной куклы, вроде тех, которыми играются девчушки в небогатых семьях.

Она позволила Гарольду себя сначала одеть, а после усадить в сани, поверх мешков с зерном, мукой и прочим провиантом. Молча, без ее обычных саркастичных выпадов и разнообразных: «Это не ты мне сюда разрешил сесть, это я сама заняла то место, которое хочу». Это даже Карла, полностью лишенного хоть какой-то душевной мягкости и минимального сострадания к ближнему своему, проняло настолько, что он предложил Грейси половину кольца колбасы, которое стянул из погреба деревенского старосты, когда выносил оттуда последний мешок с мукой. И как же он удивился, когда та отказалась от этого дара!

Солнце давно зашло, мы не спеша двигались по все тому же узкому тоннелю среди снега, по сути, предоставленные каждый сам себе. Да и говорить было вроде как не о чем, каждый думал о своем, только наставник еле слышно о чем-то беседовал с ди Скорсезе, шествуя во главе нашего маленького отряда.

Потому я, мерно шагая, снова и снова прогонял в голове все, что сегодня услышал и увидел.

Купец. То, что он никакой не купец, теперь было очевидно. Но кто он тогда? Соглядатай? Но чей? Если даже Ворон и Вартан не знают тот символ, что он таскал на своей шее, то что говорить о нас.