Макс Мах - Дама Пик [litres]

Август начал с того, что зажег свечи. Они вспыхивали одна за другой, и, по мере того как на земле возникал сложный трехцветный рисунок, образованный красными, черными и желтыми свечами, оживал и так называемый объективированный гримуар. Вскоре Август почувствовал, как созданные им и уже начавшие «работать» инсталляции тянут энергию из земли, воды и воздуха, из растений – деревьев и трав – и из живых организмов, из попавших в тенета магии птиц и зверей. А между тем потревоженные набиравшей силу волшбой, начавшей стремительно разворачиваться во времени и пространстве, по краям поляны стали собираться элементали. Эти полуразумные стихийные духи были привлечены эманацией магии и, сами того не замечая, встраивались в быстро растущий аркан невероятного по сложности колдовства.

Все это время Август контролировал происходящее, корректируя отдельные элементы волшбы с помощью вербальных формул и «Слов силы». Но вот наступил момент, когда должен был начаться процесс воплощения, и Август не мешкая открыл доступ к исходной информации. Пали установленные заранее барьеры, рассыпался в прах сундук из заговоренного дерева, и магические потоки устремились к объектам, хранившим память о Теа д’Агарис. Это были вещи, которые с большим трудом и за немалые деньги Август собрал за прошедшие годы: прядь волос, которую двадцатилетняя женщина оставила на память Густаву де Фуа, ее щетка для волос – Теа пользовалась ею, когда жила в Венеции, дневник, который графиня Консуэнская вела на протяжении нескольких лет, прожитых ею в Вене, и, наконец, ее бальное платье, чудом сохранившееся в гардеробной замка у Холодного ручья.

Сначала ничего не происходило, но уже через несколько минут, в течение которых Август читал вслух «Большой речитатив творения», он увидел, как устремились к формирующему фокусу подхваченные магическими потоками тоненькие, похожие на туманную дымку струйки разнородных элементов. Живое и неживое смешивалось и преображалось, и вот уже в круге творения «фокусной» инсталляции начал формироваться скелет женщины. Это было невероятное зрелище, но еще грандиознее выглядел сам процесс, видеть который Август мог только внутренним зрением. Едва ли не по всей пуще умирали сейчас волки, медведи, косули и кабаны, их жизненные силы подпитывали процесс воплощения, а элементы, из которых состояли их организмы, шли на формирование возвращающегося из небытия божественного женского тела.

Женщина возникала из ничего, постепенно обретая плоть и форму. Зависнув в метре над землей, ее тело медленно вращалось, охваченное зеленоватым пламенем творения, и с каждым новым оборотом она становилась все более и более реальной, в ней возникало все больше черт, принадлежавших когда-то молодой Теа д’Агарис. Вращение прекратилось в тот момент, когда закончилась первая Большая волшба и началась вторая. Тело графини перешло из вертикального положения в горизонтальное, как если бы она возлежала теперь на невидимой поверхности все в том же метре над землей, и Август направил «Поток жизни». Сейчас он лишь превращал мертвое тело в живое, заставляя забиться не умеющее работать сердце. Надо было запустить кровоток и помочь легким наполниться воздухом. Однако в живом организме так много жизненно важных органов, каждый из которых работает не только сам по себе, но и в гармонии с остальными, что Август форменным образом вспотел, пока сумел завершить процесс. И вот лежащая перед ним женщина сделала первый вдох. Ее мозг принял управление над процессами жизнедеятельности, и она ожила, но все еще не проснулась, поскольку просыпаться пока было некому. В этом совершенном теле уже поселилась жизнь, но по-прежнему не было души.

Теперь наступила третья Большая волшба. И вот здесь никакие инсталляции помочь уже не могли. Они свою задачу в принципе выполнили и сейчас лишь подпитывали Августа так необходимой ему силой. Начиналась чисто вербальная или, лучше сказать, интуитивно-вербальная волшба. Высшая магия, если угодно, а не низшая, поскольку Август не демона призывал, а должен был найти где-то в «нигде и никогда» бессмертную душу Теа д’Агарис и разбудить ее от посмертного сна. Это потребовало от него предельной концентрации всей его воли. Там, куда медленно, но верно двигалась, прожимая Барьер, его собственная душа, действовали совсем другие законы и принципы. Прежде всего, в «нигде и никогда» нет пространственных и временных координат. Движение там означает нечто совсем другое, чем в вещном мире. Там нет света и нет тьмы. Нет пространства в обычном понимании этого слова и нет жизни. И в то же время там есть «глубина» и «протяженность», «направления» и «время», являющееся всего лишь тенью обычного времени или, лучше сказать, его изнанкой.

Август здесь уже бывал прежде и худо-бедно представлял себе, чего ожидать, но не смог бы, хоть убей, объяснить это кому-нибудь другому с помощью тех самых слов, которые и позволили ему преодолеть Барьер. А за Барьером все стало еще сложнее, и Август был вынужден применить магию там, где она являлась чужеродной, если не сказать, враждебной сущностью. Это следовало учитывать, чтобы не случилось беды. «Нигде и никогда» накладывало жесткие ограничения на то, что мог сделать колдун, когда его душа проходила сквозь Барьер. И все это притом, что формулировать арканы вербальной магии приходилось, оперируя одними лишь смыслами. У души, вошедшей в этот потусторонний мир, не было больше звучащей речи. Только понятия, объединяющие смыслы и значения, формирующие арканы и гримуары. Но ни о чем подобном Август, разумеется, не думал, он работал, и работа его была невероятно сложна.

Он убирал одно препятствие за другим, обходил ловушки, лавировал среди потоков неведомых ему, но воспринимаемых магическим даром энергий. И, в конце концов, он нашел Теа. Узнавание было мгновенным, хотя с тем же успехом могло длиться вечность: в мире, где нет течения времени, измерить продолжительность события практически невозможно. Впрочем, так или иначе, но это была Теа, и Август с ходу попытался ее разбудить…

По-видимому, он что-то сделал не так . Возможно также, что дело было не в нем, а в ней: душа колдуньи, тем более такой сильной колдуньи, какой была при жизни Теа д’Агарис, могла сильно отличаться от всех прочих душ. Имелись наверняка и другие не менее веские причины тому, что что-то пошло не так . Однако не суть важно, что явилось причиной катастрофы, имел значение лишь тот факт, что ведьма наотрез отказалась покидать сонный покой в «нигде и никогда» и даже умудрилась выбросить оттуда самого Августа. Впрочем, не исключено, что он просто потерял на условное мгновение контроль, и его выдавило обратно за Барьер внутреннее давление этого потустороннего мира или, напротив, притянуло собственное тело, остававшееся в вещном мире. Так или иначе, но едва он попробовал разбудить дремлющую в покое душу графини Консуэнской, как что-то разрушило сформулированные им арканы, гримуар распался, и Август нашел себя стоящим на пне посередине лесной поляны. Магия инсталляций продолжала работать, но ее интенсивность уже пошла на убыль.