Ярослав Гжендович - Конец пути [litres]

Фургоны, которые мы с рассвета вталкивали наверх, упорно, шаг за шагом, сражаясь за каждый поворот колеса, уже ждали. Я кивнул.

Тут мы разделились – Странствующие Ночью и Недобитые.

Сноп пожал каждому руку и загривок, а потом произнес несколько слов. Наконец встал перед Хьорвардином.

– Друг, теперь я уйду, но скоро мы вернемся, приведя многих. Но если этого не случится, ты будешь знать, что делать. Назначаю тебя стирсманом после меня. Прячься в горах, бей и отскакивай. Будь невидим и убийственен, словно скорпендра. Ничему большему я тебя не сумею научить, а у тебя хватит рассудка. А если нам повезет, все изменится, а Змеи будут разбиты.

Мы попрощались, а потом они отправились вниз, а мы – через проклятую долину, наполненную туманом и испарениями, прямо к странной скале в форме срезанного конуса, со ступенями, слишком большими для людей, туда, где была пещера Червя.

Когда мы добрались до вонючей ямы, скрывающей пасть Горы, нам сперва пришлось убить онагров, которые тащили повозки, и всем нам этот поступок показался обидным и позорным, хотя в это утро каждый из нас убил несколько человек. Но ведь несчастные животные никому не сделали плохого, если не считать того, что мы должны были накормить Прожорливую гору.

Потом мы вбросили в яму трупы всех убитых Змеев, а потом начали скатывать с фургона бочки и выбивать днища, выливая в яму потоки гниющей рыбы, посеченной в вонючую массу, чтобы поместилось ее побольше. Воздух даже загустел от вони, нам пришлось обвязать лица платками, и все равно нас тошнило.

– Должны быть люди, – отозвался Шепчущий-к-Тени, который появился не пойми откуда и смотрел на меня отверстием капюшона. – Человек за человека. Ты хочешь накормить Гору этим? Онаграми и гнилой рыбой? И несколькими трупами?

– Гора будет накормлена, – сказал я, откатывая пустую бочку, в то время как ругающиеся под нос Ньорвин и Бенкей скатывали с повозки следующую. – А Крылатое Око, которое летает всюду и все знает, утверждает, что ты врешь. Гора ест все, что когда-либо было живым, потому что для нее это магический корм, что зовется «беомасса». Предвечные не кормили Червя собой, но только тем, что было им ненужно, даже навозом или деревом. И не «человек за человека», потому что Червю все равно, везет он одного или тысячу. Око говорит, что для одного человека хватит столько «беомассы», сколько весит горшочек песка.

– Посмотрим, появится ли свет, – ответил он на это. – Если появится, то Червь прибудет для вас. Если нет – вы накормите Гору собой.

Он ушел, а мы кормили Прожорливую гору, после чего вбросили туда и бочки, и выглядело так, что зубастым пастям это без разницы.

А потом мы встали спиной к спине, ослабив мечи, подняли арбалеты и ждали.

Долго.

Мы сидели у входа в пещеру, рядом, молча. Вокруг нас вставали странные дома, присыпанные песком: некоторые – похожие на белые шары на столбах, другие – на грибы или плоские миски. Некоторые были погружены в ржавый и золотой песок, другие стояли, накренясь.

Небо там, куда мы смотрели, горело золотом, раскаленной в очаге сталью и полированной медью. А потом земля выплюнула большой красный диск.

Мы молчали.

– Солнце Амитрая, – сказал Сноп сдавленно. – Нигде в мире оно так не выглядит.

– Этого солнца мне будет не хватать больше всего, – вторил ему Бенкей.

У каждой страны есть ее собственный запах. Совершенно особенный. Он почти неуловим, и люди, что сидят на одном месте, совершенно его не ощущают. Но достаточно перебраться на новое место, и каждый вдох говорит человеку, что он не дома. Более того, даже если ты провел долгую ночь в брюхе подземного дракона, воняющего рыбьим жиром и уксусом, а потом выходишь на рассвете в полуразрушенной пещере прямо в тянущуюся в бесконечность пустошь, где не видно ничего, кроме растрескавшейся земли, скал, кустиков травы… Хватит вдохнуть побольше воздуха – и ты уже знаешь, где ты.

Я помнил горьковатый, суровый запах Нахель Зим. Он был словно ветер, пространство и тайна. Как песок и соль. В свою очередь Побережье Парусов пахло смолой, дымом, кислым молоком и мускусом. Тяжелый острый запах дикого зверя.

Я не думал об этом, пока не почувствовал в носу летучей смеси благовоний, цветущего сада, свежего теста и легкого запаха дерьма на самом краю обоняния. Этот запах я узнал сразу.

Амитрай.

Я был дома. Червь выплюнул нас там, где и было сказано. Путешествие под землей казалось бесконечным, и не было в нем ничего, кроме рваного ритма движения, тошноты, кругов света, двигающихся вдоль брюха твари, и медленно утекающего времени. Но мы наконец-то добрались.

Мы смотрели на встающее над Амитраем солнце и молчали. Небо начинало голубеть, изгоняя синеватую черноту пустынной ночи.

Едва лишь мы прибыли, как отыскали засыпанные песком отверстия, где прятались уста здешней горы, которую нам придется накормить перед возвращением. А потом мы присели у входа, чтобы взглянуть в лицо Амитрая.

Мы посидели так вот еще немного, пыхая трубочками, передавая друг другу баклагу с разведенным морским медом, жуя сушеное мясо и сыр. Скоро мы должны стать охотящимися скальными волками. Вечно на бегу, вечно чуткие и хищные. Прячась в тени и скаля стальные клыки. Но пока что у нас осталась эта вот последняя минута передышки.

Багрянец тоже сидел, чуть выше, при входе в пещеру. Он тоже достал еду и жевал мясо без слова сопротивления. Напиток мы подали ему в кубке. Хотя он и был самым покорным пленником, какого только можно себе вообразить, никто не рисковал делить с ним одну баклагу.

Сноп развернул карту, нарисованную на шелковом платке, и прижал ее уголки камнями, а потом положил рядом «глаз севера», следя за вращающимся зрачком.

– Если мы там, где должны были оказаться, – сказал он, – то мы должны направляться на запад, чтобы попасть на тот конец Стервятниковых гор.

– Не прямо на запад, – вдруг отозвался Багрянец. – Чуть к северу. Прямо на запад – кишлак Баракардим. Он небольшой, и на этой карте его нет, но, если в окрестностях стоит армия, они будут там, потому что в селе есть колодец. Есть там и какая-то дорога, а если дорога, то на ней колесницы и всадники. Нужно обойти кишлак, причем лучше всего – ночью.

– С тобой есть проблема, – ответил Сноп, – что неизвестно наверняка, не врешь ли ты и говоришь ли правду, а потому правильным было бы считать, что ты врешь всегда. Я не знаком с тем Странствующим Ночью и не знаю, чего он напился, что решил доверять жрецу Подземной.