Клайв Стейплз Льюис - Космическая трилогия [litres]

– Простите, что я вас задерживаю, – сказал Марк, – только ответьте мне насчет Стила. Стоит ли мне заполнять форму, пока не решен этот вопрос?

– Очень интересная тема, – одобрил Уизер. – Когда-нибудь мы с вами обстоятельно об этом поговорим… по-дружески, знаете, в неофициальной обстановке… А в данный момент я не буду считать ваши решения окончательными. Загляните ко мне хоть завтра…

Он углубился в какое-то письмо, а Марк вышел из комнаты, склоняясь к мнению, что институт действительно в нем заинтересован и собирается ему много платить. Со Стилом он уточнит как-нибудь попозже, а пока изучит эту форму.

Внизу его действительно ждало письмо.

Брэктон-колледж

Эджстоу

20/Х.19…

Дорогой Марк!

Все мы огорчились, когда Дик сказал, что Вы уходите от нас, но для Вашей карьеры так лучше. Когда институт переберется сюда, мы с Вами будем часто видеться. Если Вы еще не послали прошение об отставке, время терпит. Напишете к концу того семестра, а мы к первому же заседанию подберем человека. Кого бы Вы сами предложили? Вчера мы с Джеймсом и Диком толковали про Дэвида Лэрда (Джеймс о нем не слышал!). Вы, конечно, знаете его работы. Не напишете ли мне о них, о нем самом? Я его увижу на той неделе в Кембридже, на банкете. Будет премьер, газетчики. Конечно, вы слышали, что у нас тут творилось. Институтская полиция нервная какая-то, начали стрелять в толпу. Разбили окно Генриетты-Марии, камни попадали в зал. Глоссоп сорвался, полез было объясняться, но я его урезонил. Конечно, все это между нами. Многие были бы рады придраться и поднять крик, зачем мы лес продали. Спешу, надо распорядиться насчет похорон (Ящер).

Искренне Ваш

Первые же слова повергли Марка в ужас, но он попытался себя успокоить. Надо немедленно объяснить недоразумение, и все будет в порядке. Нельзя же выгнать человека из-за какого-то частного разговора! Он вспомнил, что именно в таких случаях избранные говорили: «Дела, знаете, делаются не в кабинетах», «мы не бюрократы» и тому подобное, но он и это постарался отогнать. Тут появилось еще одно воспоминание: так потерял работу бедняга Конингтон; однако ведь то был чужак, а сам он – избранный из избранных, почище Кэрри. А вдруг нет? Если в Бэлбери он чужак, не значит ли это, что Феверстон больше его не поддерживает? Если он вернется к себе, останется ли он в прежнем кругу? Может ли он к себе вернуться? Ну как же! Надо написать сейчас письмо, объяснить, что он уходить не собирается, вакансии у них нет. Марк сел за стол и взял перо. Тут новая мысль пронзила его: Кэрри покажет письмо Феверстону, тот скажет Уизеру, а тот решит, что он не собирается работать в ГНИИЛИ. Ах, будь что будет!.. В конце концов, откажется от этих фантазий, снова станет работать там, у себя. А если это уже невозможно? Тогда у них с Джейн не будет ни гроша. Феверстон с его влиянием закроет ему все дороги. А где же, кстати, Феверстон?

Как бы то ни было, вести себя надо умно. Он позвонил и спросил виски. Дома он с утра не пил, да и днем пил пиво, но сейчас его познабливало. Недоставало еще простудиться!..

Писать он решил разумно и уклончиво. Нельзя просто сказать, что вернешься, – поймут, что его не взяли в Бэлбери. Но и слишком туманно – не годится… А ну его к черту! Двести фунтов за клуб, этот счет, Джейн придется объяснять… Да и отсюда не уйдешь. В конце концов виски и многочисленные сигареты помогли ему написать так:

Государственный

научно-исследовательский институт

лабораторных изысканий

21/Х.19…

Дорогой Кэрри!

Феверстон, по-видимому, ошибся. Я и не собирался уходить. В сущности, я склоняюсь к тому, чтобы не брать в ГНИИЛИ полной нагрузки, так что в колледж вернусь дня через два. Меня беспокоит здоровье жены, и я не хотел бы с ней разлучаться. Кроме того, хотя здесь все исключительно ко мне расположены и упрашивают остаться, сама работа – не столько научная, сколько организационная и даже газетная. Словом, если Вам скажут, что я ухожу, не верьте. Желаю Вам хорошо провести время в Кембридже. Однако и в сферах же Вы вращаетесь, не угонишься!

Ваш

P. S. Лэрд не годится в любом случае. Опубликовал он одну-единственную статью, да и ту люди знающие всерьез не принимают. Писать он не умеет вообще. Умеет он одно: хвалить заведомую дрянь.

Легче ему стало всего на минуту. Запечатав конверт, он сразу задумался, как же ему дотянуть день. Сперва он пошел к себе, но там вовсю работал пылесос – по-видимому, в такой час никто у себя не сидел. Внизу, в холле, тоже шла уборка. В библиотеке было почти пусто, но двое ученых, склонившихся друг к другу, замолчали и недружелюбно взглянули на него. Он взял какую-то книгу и ушел. В другом холле, у доски объявлений, стояли Стил и какой-то человек с остроконечной бородкой. Никто не обернулся, но оба замолчали. Марк пересек холл и посмотрел на барометр. Повсюду хлопали двери, стучали шаги, звонили телефоны; институт работал вовсю, а ему места не было. Наконец он выглянул в сад и увидел плотный, мокрый, холодный туман.

Любой рассказ лжив в одном смысле: он не может передать, как ползет время. День тянулся так долго, что вы бы не вынесли его описания. Иногда Марк шел к себе (уборка кончилась), иногда выходил в туман, иногда бродил по холмам. Там, где народу было много, он старался, чтоб никто не заметил, как он растерян и подавлен; но его вообще не замечали.

Часа в два он встретил Стоуна в каком-то коридоре. Он не думал о нем со вчерашнего утра, но сейчас, взглянув на него, понял, что не ему одному здесь плохо. Вид у Стоуна был такой, как у новеньких в школе, у «чужих» в Брэктоне – словом, тот самый, который воплощал для Марка худшие страхи. Инстинкт советовал с ним не заговаривать, он знал по опыту, как опасно дружить или даже беседовать с тем, кто идет ко дну: ты ему не поможешь, а он тебя утопит. Но сейчас ему самому было так одиноко, что он болезненно улыбнулся и сказал: «Привет».

Стоун вздрогнул, словно сам боялся, чтобы с ним заговорили.

– День добрый, – быстро сказал он, не останавливаясь.

– Пойдемте потолкуем, если не заняты, – сказал Марк.

– Я… я не знаю, долго ли я буду свободен, – сказал Стоун.

– Расскажите мне про это место, – сказал Марк. – Нехорошо тут вроде бы, но я еще не все понял. Пойдемте ко мне.

– Я так не думаю!.. – быстро заговорил Стоун. – Совсем не думаю! Кто вам сказал, что я так думаю?..

Марк не ответил, увидев, что прямо к ним идет и. о. В следующие недели он понял, что тот бродит по всему институту. Нельзя было сказать, что он подсматривает, – о приближении его оповещал скрип ботинок, а часто и мычание. Иногда его видели издалека, ведь он был высок, а если бы не сутулился, был бы даже очень высоким; и нередко лицо его, обращенное прямо к вам, возникало над толпой. На сей раз Марк впервые заметил эту вездесущность и подумал, что худшего времени и. о. выбрать не мог. Он шел к ним медленно, глядел на них, но нельзя было понять, видит он их или не видит. Говорить они больше не смогли.