Клайв Стейплз Льюис - Космическая трилогия [litres]

Так говорила Фея Уизеру той же ненастной ночью, часов в двенадцать. Был с ними и третий, профессор Фрост.

– Уверяю вас, мисс Хардкасл, – сказал и. о., глядя поверх Фроста, – ваши мнения всегда вызывают у меня живейший интерес. Но если я вправе так выразиться, перед нами – один из тех случаев, когда… э-э-э… принудительные собеседования привели бы к нежелательным результатам.

– Почему это? – угрюмо спросила Фея.

– Простите, если я вам напомню, – сказал Уизер, – не потому, что вы не знали, из чисто методологических соображений, – нам нужен не он. Я хочу сказать, мы все будем рады увидеть среди нас миссис Стэддок, главным образом – в связи с ее поразительными психическими способностями. Конечно, употребляя слово «психический», я не отдаю предпочтения никакой гипотезе.

– В общем, сны, – сказала Фея.

– Можно предположить, – продолжал Уизер, – что на нее оказало бы нежелательное действие, если бы мы доставили ее насильно, а здесь она обнаружила, что ее муж находится в… э-э-э… не совсем естественных, хотя и временно, условиях, неизбежно связанных с вашим методом исследования. Искомая способность могла бы исчезнуть.

– Мы еще не слышали донесения, – спокойно сказал Фрост. – Прошу вас, майор.

– Все к собакам, – сказала Фея. – Поехал он в Нортумберленд. После него оттуда вышли три человека: Ланкастер, Лили и Димбл. Перечисляю по значимости. Ланкастер – верующий и большая шишка. В родстве со всякими епископами. Черт-те сколько написал. Лили – вроде того, но потише. Правда, сами помните, в прошлом году он нам попортил кровь в этой комиссии насчет высших школ. В общем, люди опасные. Деловые, что называется. Димбл – не то. Божья коровка. Против него ничего и не скажешь, знает свою науку, и все. Не такой он знаменитый… ну, может, у этих, филологов. Хватки нет, совести – завались, в общем – толку от него мало. Те двое ему не чета, те кой-чего смыслят, особенно Ланкастер. Такого и нам заполучить не грех, если б не эти… взгляды.

– Вы могли бы сообщить майору Хардкасл, – сказал Фрост, – что эти характеристики нам известны.

– Действительно, – сказал Уизер, – поскольку час поздний… мы не хотели бы переутомлять вас, мисс Хардкасл… Не перейдете ли вы к более существенным положениям вашего… э-э… доклада?

– Ладно, – сказала Фея. – Людей у меня было мало. Сами знаете, спасибо, что мы вообще его увидели. Все у меня были заняты, пришлось обойтись чем есть. Шесть человек я поставила у колледжа, в штатском, ясное дело. Потом трех, кто получше, послала за Ланкастером. Через полчаса получила телеграмму, он в Лондоне. Может, там чего найдут. С Лили я попотела. Ходил мест в пятнадцать. Всё взяли на заметку. Димбл вышел последний, у меня оставался один человек, и тут О’Хара звонит, людей ему надо. Ну я решила, бог с ним, с Димблом. Каждый день ходит на службу и вообще пустое место.

– Я не совсем понимаю, – сказал Фрост, – почему вы не послали людей в само здание.

– А из-за вашего Феверстона, – сказала Фея. – Нас теперь в колледж не пускают, если хотите знать. Говорила я, не наш человек. Крутит. С университетом заигрывает. Помяните мое слово, вы еще с ним наплачетесь.

Фрост посмотрел на Уизера.

– Я ни в малейшей степени не стану отрицать, – сказал и. о., – что некоторые действия лорда Феверстона вызывают у меня недоумение. Однако мне было бы невыразимо тяжело предположить, что он…

– Стоит ли задерживать майора Хардкасл? – спросил Фрост.

– Вы совершенно правы! – сказал Уизер. – Я чуть не забыл, моя дорогая мисс Хардкасл, как вы устали и как я ценю ваше время. Не позволяйте нам злоупотреблять вашей добротой. Вам совершенно ни к чему утруждать себя скучными мужскими делами.

– А может, – сказала Фея, – пустить к нему моих ребят? Так, слегка. Жаль, столько крутилась, и никакой тебе радости.

Уизер, учтиво улыбаясь, стоял у дверей, и вдруг лицо его изменилось. Бледные полуоткрытые губы, седые завитки, блеклые глаза лишились какого бы то ни было смысла. Мисс Хардкасл показалось, что на нее смотрит маска. И она молча вышла из кабинета.

– Не кажется ли вам, – сказал Уизер, возвращаясь на свое место, – что мы придаем слишком большое значение жене этого Стэддока?

– Мы действуем согласно приказу от первого октября, – сказал Фрост.

– О… я не о том… – сказал Уизер.

– Разрешите напомнить вам факты, – сказал Фрост. – Мы наблюдали полностью только один сон, очень важный, конечно, давший нам, хотя и не совсем точно, ценные сведения. Тем самым мы поняли, что злоумышленники могут использовать ее в своих целях.

– Я ни в малейшей мере не отрицаю…

– Это первое, – продолжал Фрост. – Второе: ее сознание стало менее прозрачным. К настоящему времени наука нашла этому одно объяснение. Так бывает, когда данное лицо попадает по собственной воле под влияние враждебной нам силы. Таким образом, мы не видим ее снов и знаем, что она – под чужим влиянием. Это опасно само по себе. Но это означает, что через нее мы можем попасть в штаб-квартиру врага. По-видимому, Хардкасл права, под пыткой он выдал бы адрес жены. Но, как вы сами сказали, если она увидит его в соответствующем состоянии, вряд ли мы сможем надеяться на сны. Это – первое возражение. Второе: нападать на врага очень опасно. По всей вероятности, они защищены, и против такой защиты у нас средств нет. Наконец, третье: он может адреса не знать. В таком случае…

– Я был бы чрезвычайно огорчен, – сказал Уизер. – Научное исследование (я не применял бы слова «пытка») совершенно нежелательно, когда исследуемый ничего не знает. Если не прекратить опыта, он не оправится… если прекратить, останется чувство, что он все-таки знал ответ…

– В общем, выход один, – сказал Фрост. – Пускай сам везет сюда жену.

– А не могли бы мы, – сказал Уизер еще отрешенней, чем обычно, – привлечь его к нам несколько сильнее?.. Я имею в виду, мой дорогой друг, истинную, глубокую перемену.

Фрост осклабился во весь свой большой рот, показывая белые зубы.

– Я предполагал к этому перейти, – сказал он. – Я сказал «пускай везет жену». Возможностей для этого две: на низшем уровне, например – страх или похоть, и на высшем, если он сольется с нашим делом и поймет, что нам надо.

– Вот именно… – сказал Уизер. – Я бы выразился несколько иначе, но вы совершенно правы.

– А вы что собирались делать?

– Мы думали предоставить его на время самому себе… чтобы созрели… э-э-э… психологические плоды… Полагаемся мы – со всею гуманностью, конечно – и на небольшие неудобства… скажем, он не ел. Сигареты у него забрали. Нам бы хотелось, чтобы его сознание пользовалось только собственными ресурсами.

– Ясно. Еще что?

– Мы бы с ним побеседовали… Я не уверен, что следовало бы вмешиваться лично мне. Хорошо, если бы он подольше думал, что находится в полиции. Потом, конечно, следует ему сообщить, что он, собственно, у нас. Было бы желательно заметить, что это ничуть не освобождает его от обвинения…