Евгений Рудашевский - Забытые руины [litres]

Прорычав, охотник развернулся, толкнул второго наемника. Сцепился с ним, не позволяя тому замахнуться дубинкой. Понял, что подставляет спину для тех, кто мог выбежать из дома, и рванул в сторону – вдвоем они свалились с веранды на брусчатку.

На крыше щелкнул храповик второго арбалета, но я не заметил, куда полетел болт. Следопыт вовремя вмешался.

Скрежет битых булыжников под ногами.

Теплое дыхание и боль в стиснутых зубах.

Пробегая возле охотника, я увидел, как тот вскочил на ноги, взмахнул топором. Опрокинутый наемник был уверен, что удар придется в грудь или в голову, поэтому выставил дубинку перед лицом. Напрасно. Лезвие топора скользнуло вниз, отчасти подрубив и переломив ногу ниже колена. Захлебнувшись болью, наемник беззвучно раскрыл рот. Выронил дубинку. Закричать не успел – Гром двумя руками перехватил топор боком, навалился на магульдинца и одним глубоким движением, будто ныряя в воду, двинул ему в лицо стальное ребро топорища. Распрямив плечи, насел всем весом и, ломая зубы, еще глубже вдавил топорище между челюстями. Крик получился сдавленный, больше похожий на далекое мычание манника. От удара кулаком по темени сломалось еще несколько зубов, и наемник потерял сознание.

К этому времени я обменялся ударами с магульдинцем на веранде. На моей стороне было преимущество. Магульдинец еще не отошел от столкновения с охотником. Только выставлял клинок в защиту. Хрипло вскрикивал, призывая на помощь. Пропустил удар по ноге. Еще один тычок в живот. Нилета сдержала сталь.

В доме оставались Вета и Гийюд. Едва ли они были хорошими бойцами, но могли отвлечь в решающий момент или подойти со спины с ножом.

Оказавшись в удобном положении, я дернул на себя ручку, захлопнул дверь и после этого уже весь напор отдал атакам. Бил вновь и вновь – простыми короткими дугами, продавливая оборону. Потом изобразил широкую дугу, махнул клинком чуть в сторону и, отведя рукоять к поясу, ткнул наемника над тугой кожаный ворот.

Подбежав, Громбакх убедился, что я справился со своей задачей, и неожиданно дернул меня за плечо. Я вздрогнул, уверенный, что охотник спасает меня от выстрела, но Гром только, нервно хохотнув, сказал:

– Вот, значит, боевой клич! Ну даешь! Вот я понимаю – вояка.

Я не сразу понял, о чем идет речь, и растерянно посмотрел на охотника, когда он, отпустив меня, проговорил:

– Ну что?! – Зажмурившись, издал соответствующий звук и скомандовал: – В бой!

Гром поднял убитого мною наемника. Дернул его в воздухе, перехватил поудобнее.

Все складывалось как нельзя лучше.

В доме послышались голоса. Мы затаились. Прислушались к шагам.

Дверь чуть приоткрылась, и тут Гром влетел в нее. Сбил стоявшего на пороге наемника. Не останавливаясь, ринулся дальше, прячась за обмякшим окровавленным телом. Ворвался в гостевой зал. Увидел направленный на него арбалет и, зарычав, понесся дальше. Лязгнула тетива. Болт угодил в плечо убитого, но с такого расстояния не смог пробить его насквозь.

Я вбежал в дом сразу за охотником. Увидел лежащую в прихожей Вету. Девочка лет пятнадцати. Злое и при этом какое-то наивное лицо. Ненависть во взгляде. Сбившиеся короткие волосы. Выставленная рука с дрожащим кинжалом.

– Опусти, – сказал я.

Вета еще выше подняла кинжал. Оскалилась и зарычала – слишком мягко, чтобы испугать даже лечавку. Стала перебирать ногами, уперлась спиной в стену. Отчаянно замотала головой. Звуки в гостевом зале стихли. Я понимал, что Гром управился с Гийюдом, и не торопился. Возле меня скользнул Тенуин.

– Опусти, – повторил я.

Слишком юная и слишком напуганная. Но при этом решительная. Готовая убить, хотя едва ли прежде пускавшая кому-либо кровь. Чем-то похожая на Феонила. Такая же тощая. Ее в Авендилл взяли точно не для сражений. Я притворно замахнулся, и девочка, заскулив, наконец выронила кинжал. Зажмурилась.

– Вот так. И без глупостей.

Я схватил Вету за шиворот и волоком затащил в зал.

Гром с отвращением осматривал уродливое лицо Гийюда. Магульдинец лежал перед ним на спине. Охотник неизменно следовал своему правилу – ранил, калечил, но не убивал. Впрочем, у Гийюда не было ран. Охотник просто сбил его с ног. Об их стычке напоминали только подтеки травного раствора – ободок окуляра плотно прилегал к коже и в точности повторял изгибы лица, но от падения чуть сдвинулся.

Оставив Вету возле Тенуина, я подошел к магульдинцу. Девочка даже не попыталась встать. Засучив ногами, подползла к комоду, вжалась в узкое пространство между ним и платяным шкафом. Обезумевшим взглядом уставилась на убитого мною наемника, которого Гром использовал вместо щита, а теперь бросил за ненадобностью, – наблюдала за тем, как ковровые бузни неспешно пропитываются кровью.

Мы с Громбакхом молча стояли над Гийюдом. Смотрели на его закрытые лицевые сигвы и черный пунктир суэфрита, на срезанные веки и ноздри, на илистую кожу под окуляром сетчатого стекла и на эти чуть позеленевшие вращающиеся шарики глаз.

– Примерно так и представлял себе магульдинцев, – прошептал я, надеясь шуткой приободрить охотника.

Громбакх никак не отреагировал на мои слова.

– Кто вы? – хрипло выдавил Гийюд и привстал на локтях.

– Лежи, где лежишь, – ответил ему охотник.

Его слова прозвучали тихо, но это никого не обмануло; в них чувствовалась едва сдерживаемая ненависть.

– Только дай мне повод, и я проверю, насколько у тебя прочная стекляшка.

– Кто вы?! – опять прохрипел Гийюд, но уже не пробовал встать. – Гниды, вы хоть понимаете… Что вам… Город закрыт! Думаете…

Я не дал Гийюду договорить. Вспомнил Аюна, привязанного к колонне в Дикой яме. Нагнувшись, резко повернул магульдинца на бок и стал рывками снимать с него плащ. Гром с удивлением перевел взгляд на меня. Тен спокойно стоял возле Веты.

Гийюд прохрипел что-то неразборчивое. Я не обращал на него внимания. С отвращением, боясь лишний раз прикоснуться к плащу, дергал за оборку. Наконец догадался потянуть завязки на вороте. Выдрал плащ и тут же отбросил. Гийюд остался в кожаной рубашке и кожаных штанах.

– Обновочку себе нашел? – неуверенно спросил Гром.

Мои дальнейшие действия еще больше удивили охотника. Он достаточно хорошо знал меня, чтобы не считать помешанным, однако сейчас явно не смог придумать оправдания моим поступкам. Растерянность в его взгляде рассмешила меня, но отвращение перекрывало всякую веселость. Я принялся топтать плащ.

– Лежать! – проревел охотник.

Гийюд, судя по всему, пытался подняться. Я этого не видел. И только вновь и вновь ударял по плащу тяжелой подошвой клепаной гронды. Старался не упустить ни одного участка. Наконец угодил во что-то упругое и подвижное. Вздрогнув от омерзения, принялся с еще большим напором топтать это место.