Евгений Рудашевский - Забытые руины [litres]

Гийюд что-то хрипло шептал. Плевался от злобы, но встать уже не пробовал. Громбакх стоял возле него.

Еще несколько ударов грондой по плащу. Из его полостей толстой змеей выскользнул стригач. Подвижное тельце с шестью парами острых конечностей, крохотная головка, массивные жвала под хвостом. Мои удары ничуть ему не повредили.

Я замахнулся мечом, но стригач уже спешно уползал по ковру. И не думал со мной сражаться. Искал укрытия. Не нашел. Топор Грома обрушился на него и рассек на две неровные части.

Гийюд вскрикнул. Встать не пытался, но заплевывал нас бесконечным потоком ругательств. Его обнаженные глаза безумно вращались под окуляром.

Обе части рассеченного стригача скрутились, пуская липкую зеленоватую кровь. Его угловатые ножки отчаянно семенили в воздухе, жвала открывались и закрывались. Даже смерть стригача вызывала одно омерзение. Я поежился, вспомнив, как он терзал Аюна.

У меня было много вопросов к магульдинцу. Не терпелось как следует допросить его. Красный суэфрит, знакомый с книжниками, – такой человек мог стать интересным собеседником. И я был рад, что в разговоре с ним мне не придется сдерживать себя. Гийюд не заслуживал бережного обхождения, впрочем, уподобляться ему я тоже не собирался. Так или иначе, сейчас на это не осталось времени. Нужно было действовать дальше – переходить к решающему шагу.

– Только не дергайся, – сказал я Гийюду. – У Грома, знаешь, с нервами плохо в последнее время. А ты мне нужен целый.

Магульдинец в этот раз промолчал. Тяжело сипел, чуть приподнимал верхнюю губу, будто скалился. Затем процедил:

– Что, Горсинг дождался помощи? Думаешь, я не знал, чего он ждет… Кретины… Вы тут все сдохнете! Без меня вам не добраться до Пожирателя. Без меня вы тут… Сами привели себя в ловушку. Молодцы. Выродки… Вы уже все мертвецы. Все! Думаете, вам…

– Да заткнись ты. – Гром нехотя пнул Гийюда в ногу. – И так тошно. Еще твою вонь слушать.

Магульдинец, сдавив губы, замолчал. Не хотел бы я сейчас оказаться в его власти. Предпочел бы увидеть его мертвым, чтобы уж наверняка знать, что он не претворит свои слова в жизнь. У красного легиона было достаточно сил, чтобы полноправно угрожать таким образом. Сам бы я не решился убить Гийюда – безоружного, лежащего на полу. Знал, что в нашем отряде и без меня найдутся желающие навсегда оборвать его шипение, однако первым делом хотел расспросить его про лигуры, про книжников и, главное, про свой браслет. Гийюд мог бы рассказать что-нибудь интересное.

– Ты в порядке? – спросил я охотника.

– Иди. Делай, что задумал, – сухо ответил Гром.

– Видел? – Я показал на сидевшую у стены Вету.

– Я разберусь.

– Гром… Только без глупостей.

– Иди, говорю. Время!

– Сначала поможем тебе завалить дверь…

– Иди! – рявкнул охотник.

От недавней веселости с разговорами о моем боевом кличе не осталось и следа.

– Идем, – позвал Тенуин и первый направился к библиотеке Нитоса.

Я помедлил. Увидел, как Гром готовится связать Гийюда, и наконец последовал за Тенуином. Подумал, что все-таки стоило взять с собой Шанни. В конечном счете именно ее поведение навело меня на мысль, как избавиться от Пожирателя. Я не знал, сработает ли задуманное, но других вариантов у нас не осталось. К тому же я верил, что присутствие Шанни и то, что она сделала в доме Нитоса, когда мы тут оказались впервые, было скрытой подсказкой от Азгалики. Оставалось только гадать, почему жена книжника не сказал мне все напрямую.

«Пусть это будет еще одно испытание. Мое последнее слово, обращенное в пустоту» .

«Если все истинно, то не в моей власти что-либо изменить. Я лишь песчинка против бури, сметающей планеты» .

С Шанни тут было бы много хлопот, но стоило еще раз завести ее в библиотеку, посмотреть, повторит ли она то, что сделала раньше, или поведет себя как-то иначе – даст мне новую подсказку. В любом случае, размышлять об этом было поздно. Девушка осталась с Феонилом и Теором.

Я, конечно, не мог и подумать, что сама Шанни в эти мгновения вместо того, чтобы по обыкновению покорно стоять возле стены, выкручивала вонзенный себе в ладонь осколок. Медленно, настойчиво проворачивала его то в одну, то в другую сторону.

Кровь скупыми струйками стекала по пальцам обеих кистей. Собиралась в небольшую лужицу на подоконнике, змеилась между частичками облупленной краски, густой нитью вытягивалась к полу.

– Ты чего… – ошеломленно шептал Феонил.

– Она не слышит, – шипя, выдавила девушка.

Феонила еще больше напугало то, что Шанни вдруг заговорила. Это были ее первые слова с тех пор, как мы оказались в Авендилле. Прежде она говорила только за Азгалику, а тут…

– Боль оглушает ее. Боль… – Шанни настойчивее выкручивала обломок в ладони. – Останови всех. Останови.

– Что… О чем ты?

Феонил покосился на Теора, боялся, что тот очнется и тоже выдаст нечто странное. Не знал, как поступить. Броситься вперед и выбить слюду из рук девушки? Остаться на месте и слушать? Или бежать из дома, пока здесь что-нибудь не произошло? Он не понимал, чего ждать. Разве что очередного перерождения в зордалина или отголосков безумия, творившегося в Лаэрноре.

– Останови. – Шанни закатила глаза. – Они закроют комнату. Пожиратели погибнут.

– Вы же этого хотели! Ведь нам сюда…

Шанни простонала. Дернулась. Казалось, она борется с чем-то невидимым, неотвратимым. Подняв правую руку с осколком, еще раз ударила себя по ладони. Осколок разломился на две части, но Шанни не выпускала их, лишь плотнее сжимала изрезанными пальцами.

– Только Пожиратель сдерживает черноту… Он ничтожен. Он страдает. И его страдание охраняет… Если он уйдет, все хлынет… Все полезет наружу. Отец знал это. Не делайте, не делайте этого, прошу… – Глухой голос девушки неожиданно сорвался на плач отчаяния и стал мягким, живым. – Умоляю, не делайте… Не делайте того, что предрешено.

– Но если это предрешено… – Феонил опять растерялся.

Впервые увидел в Шанни не пугающее порождение, а простую девушку, обреченную нести свою болезнь.

– Все предрешено, но еще не свершилось. Мы знаем, какой выбор он сделает…

– Кто? О ком ты?

– Хангол… Чужак, которого вы привели.

– Послушай, он… Я верю, что мы выберемся. И ты пойдешь с нами. Тебе не обязательно возвращаться назад, в это… логово.

Шанни беззвучно усмехнулась. Живое, искаженное муками лицо. Усмешка страдания сменилась оскалом. Рот раскрылся. Феонил увидел обметанный серой пленкой язык. Тонкие нити густой белой слюны. Из горла девушки поднялся сдавленный сип, а следом прорвался крик. Долгий, звериный, одновременно полный остервенения и отчаяния. Шанни вновь замахнулась треснувшим осколком и на этот раз ударила себя в плечо.