Рин Чупеко - Кузнец душ [litres]

Устроившись на своем месте, Шифан отдал команду, и танцы возобновились. Меня тут же подхватил очередной даанориец, ожидающий своей очереди.

– Красавица, – выдохнул мой партнер. – Надолго в Даанорисе?

Далее последовала длинная череда незнакомых мне слов, которая наконец завершилась каким-то вопросом и полным надежды взглядом.

– Что, простите? – выдавила я, не понимая, что отвечать, и теряясь в догадках: не будет ли безопаснее ответить «да» вместо «нет».

– Позволите? – раздался справа от меня голос. Мой кавалер не владел всеобщим языком, поэтому Калену пришлось повторить свой вопрос на даанорийском, попутно добавив несколько непонятных мне слов. Молодой человек заметно сглотнул, бросил испуганный взгляд на высокого Искателя смерти и отошел в сторону.

– Лик с Халадом изучают оставшуюся часть дворцовой защиты, – сообщил Кален. – Зоя полагает, что с помощью камня-поисковика Лик может преодолеть преграду и призвать достаточное количество магии, чтобы самому распутать все нити заклинания.

– Сколько времени это займет?

– По словам Лика, почти всю ночь. Зоя попросила меня прийти сюда и передать тебе, на всякий случай.

Он уже начал уходить, когда я схватила его за руки и в танце повела по залу. В этот миг я заметила со стороны нескольких дам любопытные взгляды, устремленные на Искателя смерти. И пришла к выводу, что одалийская знать по своей натуре мало что замечает.

– А я уж решила, что ты просто хотел со мной потанцевать.

– Я не умею танцевать, – ответил он, однако отстраняться не стал. Мы медленно скользили под музыку, пока вокруг нас кружили пары.

– Я думала, ты все умеешь.

– Хочешь научить меня?

Я подняла на него глаза. Он снова смотрела на меня тем странным волнующим взглядом, как тогда в лесу, у озера Каал.

Я вздрогнула и, опустив глаза, пробормотала:

– Нет, если ты этого не хочешь.

Несколько минут мы танцевали молча. Вдруг какая-то даанорийская дама, набравшись смелости, попыталась приблизиться к нам, но я, сердито зыркнув в ее сторону, быстро отбила у нее всю охоту.

– Тебя что-то разозлило?

– Ты знаешь, что некоторым из присутствующих здесь женщин не терпится меня убить?

Он крепче стиснул меня.

– Кому-то удалось подчинить себе людей во дворце? Но ведь защита еще на месте.

– Я не об этом, – вздохнула я. – Ладно, забудь.

Его дыхание щекотало мое ухо, отчего по коже бежали мурашки.

– Может, тогда поговорим о ханьцзяне ?

– Ханьцзяне ?

– О предателе. Так император именовал мужчину, пытавшегося меня убить. Очевидно, в даанорийской армии это прозвище обозначает низшую форму оскорбления. Если не хочешь говорить о нем, можем обсудить того умершего солдата.

– Ты говоришь в точности как Фокс.

– Мы с ним во многом похожи.

– Сомневаюсь, что ты когда-то принуждал человека совершить самоубийство, – едко заметила я.

– На мой взгляд, разница между тем, чтобы принудить кого-то и заколоть его самому, невелика. Тем более ты защищала меня.

– Теперь я уже не уверена, что ты стоил таких усилий. – Мне хотелось позлить Калена, но мои слова только насмешили его.

Зазвучала знакомая мелодия. Зоя и Шади исполняли танец «Лисицы и зайца», популярный среди королевств и входящий в репертуар любой аши. Даже собравшиеся даанорийцы, не привыкшие к нашим танцам, замолкли и с интересом наблюдали за тем, как девушки раскачиваются под музыку, неторопливо следуя за ритмом, плавно переходя от одного замысловатого движения к другому.

– Не стоит постоянно закрываться от людей, – тихо произнес Кален, пока все гости были увлечены танцем. – Твой брат заботится о тебе. Не заставляй его волноваться.

– Знаю. Я позже найду его и извинюсь.

– В первый раз я убил в тринадцать лет. Она была тресеанским солдатом.

– Она? – ахнула я.

– В тресеанской армии служит множество женщин. Они сражаются не хуже любого мужчины. Эта девушка была дезертиркой и состояла в бродячей банде воров и пиратов, которым каким-то образом удалось оказаться в одалийских водах, ограбить и поджечь наши торговые суда. Только гораздо позже я узнал, что она не участвовала в тех нападениях, которые мы отслеживали. Ее предыдущий корабль затонул, и они подобрали ее за день до этих грабежей. Полагаю, она чувствовала себя перед ними в долгу за свое спасение, но я все равно рыдал две ночи подряд.

– Ты? Рыдал? – Кален все время казался мне твердым, будто камень. Ему было чуждо любое проявление эмоций.

– Я не всегда был подонком.

Его слова насмешили меня, и я рассмеялась.

– Такое трудно представить.

– Так что ты справляешься даже лучше меня.

Я быстро взяла себя в руки.

– Но я не чувствую себя виноватой. Да, мне плохо от того, что я убила их, но хуже то, что я не жалею об этом, как должна бы. Кто же я после этого?

– Это говорит о том, что в тебе силен бойцовский дух – больше, чем во мне.

– Сильнее бойца, чем ты, не сыскать, – фыркнула я. – Ты самый храбрый, самый сильный, самый поразительный мужчина, какого я когда-либо…

Я замолчала. Он тоже.

– Я хотела сказать, ты нормальный, – жалко закончила я. Мне отчаянно хотелось себя пнуть.

– Тия.

Я замерла. Кален смотрел на меня с беззащитностью, о существовании которой в нем я даже не подозревала.

– Думаю, я готов принять твое предложение.

Он придвинулся ближе. И той частью мозга, которая еще не отключилась, я невольно задумалась о том, как выгляжу в его глазах. Потрясенной? Взволнованной?

Жаждущей?

– Не шевелись, – прошептал он. Ни одним словам мне не было так трудно повиноваться.

Его губы застыли всего в нескольких дюймах от моего рта, я с трудом поборола желание сократить разделяющее нас расстояние. Он остановился, и я уже решила, будто снова неправильно истолковала его намерения. Однако в его глазах плескались страсть, голод, желание и еще миллион различных эмоций. Я не могла отвести от него взгляд.

Он поцеловал меня. На глазах у придворной знати, на глазах у императора и всех, кто видел нас. Во вкусе его обжигающих губ было заключено все то, чего я так желала. Он целовал меня так, словно я могла дотянуться до его сердца и извлечь из него все, что пожелаю. В этом вопросе я была совсем неопытна: проживая в Найтскроссе, была слишком юна, в Анкио – слишком занята, а между ними грезила о любви, которая меркла перед лицом реальности по имени Кален. Но я отвечала на его поцелуй так, будто жалела, что не могу дать ему больше – будто могла бы дать больше, если бы все это время мечтала о нем.

Танец « Лисицы и зайца» закончился. Шади и Зоя, переплетя пальцы, поклонились, когда очарованная публика разразилась овациями.

Кален отстранился. Его лицо ничего не выражало. Он только дышал тяжелее, чем во время наших тренировочных боев, точно осознал, что зашел слишком далеко, слишком поспешил. И лишь поцелуй, до сих пор осязаемый между нами, напоминал о реальности произошедшего. Его стеклянное сердце мерцало ярким серебром и теплым оттенком спелого яблока.