Томи Адейеми - Дети крови и костей [litres]

Я прохожу мимо деревянных загонов с детенышами гепанэра, улыбаясь при виде тоненьких рожек над их головами. Пробираюсь мимо тележек с узорной тканью и, наконец, достигаю рыбного рынка.

– Сорок медных монет.

– За тигровую рыбу?

– Тридцать и ни монетой больше!

Торговцы кричат так громко, что я едва могу думать. Нет, это не плавучий рынок Илорин. Честной торговле здесь не место. Прикусив губу, изучаю толпу. Мне нужен знак. Нужен какой-нибудь богатый дурак…

– Форель?! – кричит мужчина. – Разве я похож на того, кто ест форель?

Я поворачиваюсь к пухлому аристократу в темно-пурпурной дашики. Его ореховые глаза сузились от гнева. Он смотрит на торговца-косидана так, словно только что получил смертельное оскорбление.

– У меня есть морской петух, – предлагает тот, – камбала, большеротый окунь…

– Я сказал, что хочу рыбу-меч, – обрывает его аристократ. – Мой слуга говорит, ты отказываешься ее продавать.

– Сейчас не сезон.

– Но ведь король ест ее каждую ночь.

Торговец чешет затылок:

– Если рыбу-меч ловят, ее тут же отправляют во дворец. Это закон.

Лицо аристократа вспыхивает от гнева, и он достает маленький бархатный кошелек.

– Сколько за нее предлагают? – Он звенит монетами. – Я заплачу двойную цену.

Торговец алчно смотрит на кошелек, но не соглашается:

– Мне нельзя рисковать.

– А мне можно! – кричу я.

Аристократ поворачивается ко мне и с недоверием прищуривается. Я жестом подзываю его, уводя от прилавка.

– У тебя есть рыба-меч? – спрашивает он.

– Лучше. То, что больше никто не сможет вам предложить.

Его глаза округляются, и я ощущаю азарт, который появляется, когда рыбка вот-вот заглотнет наживку. Аккуратно разворачиваю парусника и держу его на свету так, чтобы чешуя заблестела.

– О боже! – вырывается у аристократа. – Она чудесна.

– И намного вкуснее, чем выглядит. Краснохвостый парусник прямо с берегов Илорин. Сейчас не их сезон, так что будьте уверены, даже король сегодня ей не поужинает.

Лицо аристократа расплывается в улыбке, и я понимаю, что он на крючке. Мужчина достает кошелек.

– Пятьдесят монет серебром.

От неожиданности мои глаза округляются, но я беру себя в руки. Пятьдесят …

Этого хватит для уплаты налога и, возможно, на новую лодку. Но если стражники увеличат поборы в следующее полнолуние, эти деньги не спасут меня от долговой ямы.

С громким смехом я принимаюсь заворачивать рыбу.

Аристократ хмурится:

– Что ты делаешь?

– Продам это сокровище тому, кто сможет его себе позволить.

– Да как ты смеешь…

– Простите, – прерываю я. – У меня нет времени на человека, который предлагает пятьдесят монет за лакомство, стоящее в десять раз больше.

Аристократ ворчит, но лезет в карман и достает второй бархатный кошелек.

– Триста и точка.

О боги! Пальцами ног я впиваюсь в землю, чтобы не упасть. Это больше, чем мы видели за всю нашу жизнь. По меньшей мере, полгода не придется думать о налогах, даже если они поднимутся!

Открываю рот, чтобы заключить сделку, но, взглянув аристократу в глаза, медлю. Если он согласился так быстро, возможно, я смогу поторговаться еще…

– Бери , – слышу я голос Тзайна. – Этого более чем достаточно.

Но не могу остановиться.

– Простите, – я пожимаю плечами, продолжая заворачивать парусника. – Не могу отдать королевское яство тому, кто не может его купить.

Ноздри аристократа расширяются. Возможно, я зашла слишком далеко. Я жду, пока он заговорит, но между нами лишь гневное молчание. Мне остается только развернуться и уйти.

Каждый шаг кажется вечностью. Я сгибаюсь под грузом новой ошибки. Найдешь еще одного , пытаюсь я себя успокоить. Другого знатного дурака с деньгами. Получишь больше, чем три сотни. Рыба ведь куда дороже… Так?

– Проклятье, – я едва не врезаюсь в прилавок с креветками и осознаю, что натворила. Что мне теперь делать? Кто может быть настолько глуп, чтобы…

– Постой!

Я поворачиваюсь, и пухлый аристократ сует мне в руки три звенящих кошелька.

– Как скажешь, – огорченно ворчит он. – Пять сотен.

Смотрю на него, не веря своим глазам, и он принимает это за сомнение.

– Пересчитай, если хочешь.

Я открываю кошелек: монеты так прекрасны, что хочется плакать. Серебро блестит, словно чешуя парусника, его тяжесть вселяет мне большую надежду. Пять сотен! Новая лодка и год отдыха для папы. Наконец-то .

Я сделала что-то правильно.

Вручаю рыбу аристократу, не в силах скрыть улыбку:

– Наслаждайтесь. Сегодня вы поужинаете лучше короля.

Мужчина надменно усмехается, но уголки его рта изгибаются от удовольствия. Засунув бархатные кошельки в сумку, я ухожу. Сердце бьется так громко, что заглушает шум рынка. Вдруг слышу крики и замираю. Это не споры торговцев. Что за …

Я отшатываюсь – передо мной падает прилавок с фруктами.

Мимо проносится отряд королевской стражи. Манго и оришанские персики разлетаются во все стороны. С каждой секундой стражников становится все больше. Они что-то ищут. Или кого-то.

Я глазею на хаос, творящийся вокруг, прежде чем понимаю: надо уходить. У меня в коробе пятьсот серебряных монет, и на кону не только моя жизнь.

Я энергично проталкиваюсь через толпу, пытаясь ускользнуть, и уже вижу ряды тканей у выхода, когда кто-то хватает меня за запястье.

Во имя богов, что еще?

Вытаскиваю складной посох, ожидая, что это рука стражника или уличного воришки. Но, оглянувшись, не вижу перед собой ни солдата, ни мерзавца, решившего меня ограбить.

Девушка с янтарными глазами, одетая в мантию, тянет меня в проход между прилавками, вцепившись так, что я не могу освободиться.

– Пожалуйста, – просит она. – Ты должна вытащить меня отсюда.

На миг я забываю, как дышать.

Меднокожая девушка дрожит так сильно, что ее страх передается мне.

Крики становятся громче, стражники бегут к нам, приближаясь с каждой секундой. Они не должны поймать меня вместе с ней.

Если это случится, мне конец.

– Отпусти, – требую я почти с тем же отчаянием, с которым она просила о помощи.

– Нет! Пожалуйста, – слезы застилают янтарные глаза, и ее хватка усиливается. – Прошу, помоги! Я совершила непростительный грех, если меня поймают…

Ее взгляд наполняется знакомым мне ужасом. Если девушку поймают, ее судьба решена. Вопрос лишь в том, как она умрет. На месте? В темнице от голода? Или стражники пустят ее по кругу? Изведут, чтобы она задохнулась от горя?

Вы должны защищать слабых , приходят на ум утренние слова Мамы Агбы. Я представляю ее строгий взгляд. Это – путь посоха.

– Не могу, – выдыхаю я, но, едва слова вылетают изо рта, непроизвольно готовлюсь к схватке. Проклятье .