Патрик Ротфусс - Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2

Он поднял свои светлые волосы и указал пальцем на ухо.

– Слушай! – твердо сказал он. – «Фреахт»!

Он снова оскалил зубы и щелкнул ими.

– «Фреахт»! – он показал кулак. – «Фреахт»! «Фреахт».

И тут я услышал. Дело было не в звуках самого слова, а в изменении тона голоса.

– «Фреахт»? – переспросил я.

Он одарил меня короткой улыбкой.

– Да. Молодец.

И мне пришлось начать сначала и заново выучить все слова, обращая внимание на тон. Я ведь прежде этого не слышал, просто повторял за Темпи, воспроизводя его интонацию. Мало-помалу я выяснил, что каждое слово может иметь несколько разных значений в зависимости от тона, с каким произносятся входящие в него гласные.

Я выучил нужнейшие фразы «Что это значит?», «Повторите помедленнее!», и еще пару десятков слов – «драться», «смотри», «меч», «рука», «танец». Чтобы объяснить последнее слово, мне пришлось разыграть такую сцену, что под конец мы оба покатились от хохота.

Это было захватывающе. То, что у каждого слова имеется свой тон, означало, что в самом языке присутствует своего рода музыка. Я поневоле задался вопросом…

– Темпи! – спросил я. – А какие песни вы поете?

Он непонимающе уставился на меня. Я подумал – может, он не понимает абстрактных вопросов?

– Спой мне адемскую песню!

– Что есть «песня»? – спросил он. За последний час Темпи усвоил вдвое больше слов, чем я сам.

Я прокашлялся и запел:

Когда я запел, глаза у Темпи расширились. Он уставился на меня как завороженный.

– Ну, а ты? – сказал я, ткнув его в грудь. – Ты можешь спеть адемскую песню?

Он густо залился краской, и на его лице отразилось сразу множество неприкрытых чувств: ошеломление, ужас, смятение, шок, отвращение. Он поднялся на ноги, отвернулся и пробурчал что-то по-адемски, слишком быстро, так что я не понял ни слова. Можно было подумать, будто я попросил его сплясать нагишом.

– Нет, – сказал он наконец, сумев кое-как взять себя в руки. Его лицо снова сделалось бесстрастным, но светлая кожа по-прежнему была залита румянцем. – Нельзя.

Он, глядя в землю, ткнул себя в грудь и помотал головой.

– Нельзя песня. Нельзя адемская песня.

Я тоже вскочил, не понимая, что я сделал не так.

– Извини, Темпи!

Темпи покачал головой.

– Нет. Ничего извини.

Он перевел дух, помотал головой и пошел прочь.

– Это сложно.

В тот вечер Мартен подстрелил трех жирных кроликов. Я накопал корешков, набрал кое-каких травок, и еще до того, как село солнце, мы впятером уселись за трапезу. Ужин вышел идеальный: у нас было еще два больших каравая свежего хлеба, масло и крошащийся сыр, слишком местный, чтобы иметь особое название.

Денек выдался погожий, все мы были в хорошем настроении и после ужина снова принялись рассказывать сказки.

Геспе рассказала удивительно романтичную историю о королеве, которая влюбилась в пажа. Геспе вложила в рассказ подлинную нежную страсть. А если этого было недостаточно, взгляды, которые она бросала на Дедана, рассказывая о любви королевы, были сами по себе достаточно красноречивы.

Дедан, однако, упорно не замечал признаков ее влюбленности. Мало того, он продемонстрировал редкую глупость, принявшись рассказывать историю, которую слышал в трактире «Пенни и грош». Повесть о Фелуриан.

– Парнишка, который мне это рассказывал, был еще моложе нашего Квоута, – говорил Дедан. – И если бы вы сами его слышали, то увидели бы, что он не из тех, кто способен выдумать такое.

Наемник многозначительно постучал себя по лбу.

– Впрочем, послушайте и сами посудите, стоит ли этому верить или нет.

Как я уже говорил, язык у Дедана был подвешен неплохо, да и сам он, когда давал себе труд подумать головой, был куда умнее, чем казалось на первый взгляд. Увы, сейчас был как раз тот случай, когда язык он в ход пустил, а голову нет.

– Здешних лесов люди остерегаются с незапамятных времен. И не из страха перед разбойниками или потому, что боятся заблудиться. Нет! – Дедан покачал головой. – Рассказывают, будто тут водится дивный народ.

Духи с раздвоенными копытами, пляшущие при полной луне. Темные длиннопалые твари, что крадут детей из колыбелек. Многие здешние бабы, старухи и молодухи, оставляют на ночь хлеб и молоко. А многие мужики строят дома непременно так, чтобы все двери были друг напротив друга.

Кое-кто мог бы назвать этих людей суеверными, но они-то знают, что к чему. Безопаснее всего вообще не встречаться с фейе, но, если что, лучше уж с ними не ссориться.

Это история о Фелуриан. Владычице Сумерек. Владычице Изначальной Тишины. Фелуриан, что несет смерть мужам. Однако смерть эта сладка, и они охотно идут ей навстречу.

Темпи втянул в себя воздух. Он сделал это почти незаметно, однако это бросилось в глаза, потому что до сих пор он, как и прежде во время вечерних рассказов, сидел абсолютно неподвижно. Теперь я лучше понимал почему. Он хранил тишину.

– Фелуриан? – спросил Темпи. – Смерть мужам. Она… – он запнулся, – она – сентин?

Он поднял руки и сделал хватающий жест. И выжидательно уставился на нас. Потом, видя, что мы не поняли, коснулся своего меча, лежащего рядом.

Я понял.

– Нет, – сказал я. – Она не из адемов.

Темпи покачал головой и указал на лук Мартена.

Я покачал головой.

– Нет. Она вообще не воин. Она…

Я запнулся, не сумев сообразить, как ему объяснить, каким образом Фелуриан убивает мужчин, тем более что мы были вынуждены объясняться жестами. Я беспомощно оглянулся на Дедана.

Дедан не раздумывал долго.

– Секс, – сказал он напрямик. – Секс, понимаешь?

Темпи поморгал, потом запрокинул голову и расхохотался. У Дедана был такой вид, словно он не может решить, обижаться ему или нет. Вскоре Темпи перевел дух.

– Да, – сказал он. – Да. Секс – я понимаю.

Дедан улыбнулся.

– Вот этим-то она мужиков и убивает.

На секунду лицо Темпи стало еще более непроницаемым, чем обычно, а потом оно мало-помалу исполнилось ужаса. Нет, не ужаса – чистого отвращения и гадливости, еще более впечатляющего оттого, что обычно его лицо выглядело таким бесстрастным. Его рука сделала несколько непонятных жестов.

– Как? – выдавил он.

Дедан начал было что-то говорить, потом остановился. Хотел было объяснить жестом, потом снова остановился и смущенно поглядел на Геспе.

Геспе гыгыкнула и обернулась к Темпи. Секунду поразмыслила, потом сделала вид, будто держит кого-то в объятиях и целует. Потом принялась ритмично постукивать себя по груди, имитируя сердцебиение. Она стучала все чаще и чаще, а потом стук прервался, Геспе стиснула руку в кулак и широко раскрыла глаза. Напряглась всем телом, потом обмякла и уронила голову набок.