Патрик Ротфусс - Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2

Поначалу я оставлял Цезуру у себя в комнате. Но я лучше, чем кто бы то ни было, знал, как легко забраться и украсть его. Задвижка на окне способна была остановить только самого благовоспитанного вора. Более злонамеренный мог просто вышибить стекло и забраться внутрь меньше чем за минуту. А поскольку этот меч был уникален и я обещал хранить его как зеницу ока, я вскоре перенес его в тайник в Подсветье.

Хранить при себе шаэд было куда проще, поскольку я мог, немного потрудившись, менять его облик. В те дни он редко развевался сам по себе. Куда чаще он отказывался развеваться так сильно, как того требовал порывистый ветер. Казалось бы, на это нельзя не обратить внимания – но нет, люди ничего не замечали. Даже Вилем и Симмон, которые подшучивали надо мной за привязанность к плащу, так и не заметили, что это не просто предмет одежды, который можно носить и так, и эдак.

На самом деле единственный, кто заметил, что в плаще есть что-то необычное, был Элодин.

– Это что такое? – воскликнул он, столкнувшись со мной в небольшом дворике, примыкающем к главному зданию. – Как это ты ухитрился ошаэдиться?

– Прошу прощения? – переспросил я.

– Твой плащ, парень! Твоя мантия-перевертыш. Сила Господня, где ты добыл настоящий шаэд?

Он неправильно понял мое изумление, приняв его за неведение.

– Да ты вообще знаешь, что на тебе надето?

– Я знаю, что это такое, – сказал я. – Я просто удивился, что вы это знаете.

Он бросил на меня оскорбленный взгляд.

– Да какой же я был бы именователь, если бы не мог с десяти шагов отличить фейский плащ!

Он пощупал край плаща.

– Какая прелесть! Кусочек древней магии, нечасто доводится такое подержать в руках.

– Вообще-то это довольно новая магия, – сказал я.

– Это в смысле? – переспросил он.

Когда стало очевидно, что объяснение потребует долгого рассказа, Элодин затащил меня в небольшую и уютную пивную, где я прежде никогда не бывал. На самом деле даже не знаю, можно ли назвать это пивной. Там не было шумных студентов, там не пахло пивом. Там было темно и тихо, низкий потолок и глубокие мягкие кресла, расставленные группками. Пахло кожей и старым вином.

Мы сели поближе к теплой жаровне и стали прихлебывать подогретый сидр. Я подробно рассказал ему о своем неожиданном путешествии в Фейе. На душе у меня заметно полегчало. А то ведь я никому не мог об этом рассказать из опасения, что надо мной будет смеяться весь универ.

Элодин оказался на удивление внимательным слушателем. Особенно заинтересовал его наш поединок с Фелуриан, когда она пыталась подчинить меня своей воле. Когда я закончил свой рассказ, он забросал меня вопросами. А помню ли я, что я сказал ветру? Что я при этом испытывал? А вот это странное ощущение пробуждения, о котором я говорил, – на что это было похоже больше, на опьянение или на состояние шока?

Я отвечал как мог, и наконец он откинулся на спинку кресла и кивнул, отвечая собственным мыслям.

– Когда студент отправляется в погоню за ветром и догоняет его – это хороший знак, – одобрительно сказал он. – Тебе уже дважды удавалось его призвать. Дальше пойдет легче.

– Вообще-то трижды, – сказал я. – Я обрел его снова, когда был в Адемре.

Он расхохотался.

– Так ты гонялся за ветром до самого края географии! – сказал он, широко взмахнув растопыренными пальцами левой руки. Ошеломленный, я признал в этом жесте адемский знак «удивленного почтения». – Ну, и как оно было? Как ты думаешь, сумеешь ли ты найти это имя снова, если понадобится?

Я сосредоточился, пытаясь погрузить свой разум в состояние «листка на ветру». Прошел уже месяц, я оставил за спиной тысячу миль с тех пор, как делал это в последний раз, и теперь мне было непросто привести свой ум в состояние своеобразной головокружительной пустоты.

В конце концов мне это удалось. Я оглядел небольшой зал, надеясь увидеть имя ветра как старого знакомого. Но вокруг ничего не было: только пылинки кружились в косом солнечном луче, падающем в окно.

– Ну? – спросил Элодин. – Можешь ли ты призвать его, если понадобится?

Я замялся.

– Может быть…

Элодин кивнул, как если бы он все понял.

– А может быть, и нет, если делаешь это по чужой просьбе?

Я кивнул, изрядно разочарованный.

– Не расстраивайся. Значит, нам еще есть над чем поработать!

Он радостно ухмыльнулся и хлопнул меня по спине.

– Но, думаю, в твоей истории есть нечто большее, чем ты сам сознаешь. Ты призвал не только ветер. Судя по тому, что ты говорил, полагаю, ты назвал имя самой Фелуриан!

Я попытался припомнить. Мои воспоминания о времени, проведенном в Фейе, были на удивление отрывистыми, а о поединке с Фелуриан – особенно. От него осталось странное ощущение, похожее на сон. Когда я пытался вспомнить его во всех подробностях, мне начинало казаться, будто все это произошло с кем-то другим.

– Да, возможно…

– Более чем возможно, – заверил он меня. – Сомневаюсь, что столь древнее и могущественное создание, как Фелуриан, можно было укротить всего лишь ветром. Я вовсе не принижаю твои достижения! – поспешно добавил он. – Призвать ветер удается менее чем одному студенту на тысячу. Но назвать имя живого существа, тем более одной из фейе…

Он выразительно приподнял брови.

– Это лошадка совсем другой масти.

– Но что такого особенного в имени живого существа? – спросил я и тут же сам ответил на собственный вопрос: – Сложность.

– Именно! – подтвердил он. Моя сообразительность, похоже, привела его в восторг. – Чтобы назвать имя, надо полностью постичь то, что называешь. Камень или ветер и то достаточно сложны. А уж личность…

Он многозначительно умолк.

– Я не решусь утверждать, будто постиг Фелуриан, – сказал я.

– Некая часть тебя – постигла, – возразил Элодин. – Твой спящий разум. Это и впрямь большая редкость. Знай ты, как это трудно, у тебя не было бы ни единого шанса на успех!

Поскольку нищета больше не вынуждала меня проводить долгие часы в фактной, я мог позволить себе расширить круг своих интересов. Я по-прежнему занимался симпатией, медициной и артефакцией, но взялся еще и за химию, травничество и сравнительную женскую анатомию.

Знакомство с «ларчиком без замка» возбудило мое любопытство, и я попытался узнать хоть что-нибудь об иллийском узелковом письме, но быстро обнаружил, что большинство книг об Илле – исторические, а не лингвистические, и там нет никаких сведений о том, как читать узелки.

Поэтому я прошерстил мертвые каталоги и обнаружил в одном из неуютных помещений с низким потолком, в самых глубоких подвалах, одну-единственную полку заброшенных книг об Илле. А потом, разыскивая, где бы сесть почитать, я нашел комнатушку, надежно запрятанную за выступающими шкафами.