Патрик Ротфусс - Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2

Я пользовался тем, что Вашет великолепно владела атуранским, и задавал тысячи вопросов, которые были слишком сложными для Темпи.

Я выжидал три дня, прежде чем задать ей вопрос, который медленно тлел во мне с тех пор, как я достиг подножий Штормвала. С моей точки зрения, это демонстрировало небывалую выдержку.

– Вашет, – спросил я, – а у вашего народа есть предания о чандрианах?

Она посмотрела на меня. Ее лицо, обычно выразительное, внезапно сделалось бесстрастным.

– И какое отношение это имеет к твоему языку жестов?

Ее рука изобразила несколько вариантов жеста, обозначающего неодобрение и упрек.

– Никакого, – сказал я.

– Тогда, значит, это имеет отношение к твоему умению сражаться? – спросила она.

– Нет, – признал я. – Но…

– Так, стало быть, это как-то связано с кетаном? – сказала Вашет. – Или с летани? А быть может, это касается некоего тонкого оттенка значения в адемском языке?

– Мне просто интересно.

Вашет вздохнула.

– Нельзя ли попросить тебя сосредоточить свои интересы на более насущных вещах? – осведомилась она и показала раздражение, суровый упрек.

Я поспешно сменил тему. Вашет была для меня не только наставницей, но и единственной собеседницей. Мне меньше всего хотелось ее разозлить или создать у нее впечатление, будто я уделяю мало внимания ее урокам.

Но, если не считать этого единственного разочарования, Вашет была блестящим источником информации. На мои бесконечные вопросы она отвечала быстро и понятно. В результате я невольно чувствовал, будто мои навыки речи и боевых искусств развиваются со скоростью ветра.

Вашет моего энтузиазма не разделяла и не стеснялась сообщать мне об этом. Весьма красноречиво. На двух языках.

Мы с Вашет находились в потаенной долине, где росло меч-дерево. Около часа мы отрабатывали удары и блоки руками и теперь сидели в высокой траве и переводили дух.

Точнее, дух переводил я. Вашет ничуть не запыхалась. Работать со мной было для нее пустяком, и не бывало еще такого, чтобы она не сумела наказать меня за медлительность, лениво протянув руку мимо всех моих блоков, чтобы отвесить мне легкую затрещину.

– Вашет, – сказал я, набираясь храбрости спросить о том, что тревожило меня уже некоторое время, – а можно задать один вопрос, может быть, несколько дерзкий?

– Я предпочитаю дерзких учеников, – сказала она. – И я надеялась, что мы уже миновали ту стадию, когда стоило беспокоиться о таких вещах.

– А в чем смысл всего вот этого? – я указал на нас с нею.

– Смысл «всего вот этого», – передразнила она, – в том, чтобы научить тебя сражаться несколько лучше, чем малыш, напившийся вина своей матери.

В тот день ее светлые волосы были заплетены в две коротких косы, заброшенных за плечи. Это придавало ей странно девчачий вид и отнюдь не прибавило мне самоуважения, поскольку за последний час она раз за разом швыряла меня наземь, вынуждала просить пощады и щедро отвешивала мне бесчисленные тумаки и пинки, увесистые, но милосердно сдерживаемые.

А один раз она, хохоча, непринужденно заступила мне за спину и крепко шлепнула по заднице, так, словно она была развязным пьяницей в кабаке, а я – служанкой в открытом корсаже.

– Но зачем? – спросил я. – С какой целью ты меня учишь? Если Темпи поступил дурно, взявшись меня учить, зачем же учить меня дальше?

Вашет одобрительно кивнула.

– Я все думала, много ли времени тебе потребуется, чтобы додуматься до этого вопроса, – сказала она. – Тебе следовало бы его задать одним из первых.

– Мне говорили, что я задаю слишком много вопросов, – сказал я. – И здесь я старался вести себя несколько осмотрительнее.

Вашет подалась вперед, внезапно став очень деловитой.

– Ты знаешь то, чего тебе знать не следует. Шехин не против того, чтобы ты знал летани, хотя другие считают иначе. Однако, что касается нашего кетана, существует соглашение. Это не для варваров. Это только для адемов, и только для тех, кто идет путем меч-дерева.

Шехин рассудила так, – продолжала Вашет. – Если ты станешь частью школы, ты станешь частью Адемре. Если ты часть Адемре, значит, ты уже не варвар. А если ты уже не варвар, значит, тебе можно все это знать.

Некая логика в этом была, хотя и весьма изощренная.

– А это значит, что и Темпи не поступил дурно, взявшись меня учить.

Она кивнула.

– Именно. Получится, что он не приволок домой непрошеного щенка, а вернул в стадо заблудившегося ягненка.

– А обязательно надо быть либо ягненком, либо щенком? – вздохнул я. – Как-то это унизительно.

– Ты дерешься, как щенок, – сказала она. – Восторженно и неуклюже.

– Но ведь я уже часть школы, разве нет? – спросил я. – Ведь ты учишь меня, в конце концов.

Вашет покачала головой.

– Ты живешь в школе и ешь нашу еду, но это еще не делает тебя учеником. Многие дети изучают кетан в надежде вступить в школу и когда-нибудь облачиться в алое. Они живут и учатся вместе с нами. Они в школе, но не часть школы, если ты понимаешь, о чем я.

– Мне кажется странным, что столь многие хотят быть наемниками, – сказал я как можно мягче.

– Ну, ты-то вон как рвался! – сказала она довольно резко.

– Я рвался учиться, – сказал я, – а не вести жизнь наемника. Ты только не обижайся…

Вашет покрутила головой, разминая шею.

– Это все твой язык, он тебе мешает. В варварских землях наемники принадлежат к низшему слою общества. Неважно, насколько человек туп или бестолков, он всегда может взять дубинку и заработать полпенни в день, сопровождая караван. Верно?

– Ну, этот образ жизни привлекает грубых людей, – сказал я.

– Мы не такие наемники. Нам платят деньги, но мы выбираем, за какую работу браться, за какую нет.

Она помолчала.

– Если ты сражаешься ради своего кошелька, ты наемник. А как называется, когда ты сражаешься из долга перед родиной?

– Солдат.

– А ради закона?

– Констебль либо пристав.

– А ради собственной репутации?

Тут мне пришлось призадуматься.

– Ну… может быть, дуэлянт?

– А если ради блага людей?

– Амир, – ответил я, не раздумывая.

Она склонила голову набок.

– Интересный выбор!

Вашет протянула руку, гордо демонстрируя свой алый рукав.

– Нам, адемам, платят за то, что мы охраняем, преследуем, защищаем. Мы сражаемся за свою родину, свою школу и свою репутацию. И за летани. С летани. В рамках летани. По-адемски тот, кто носит алое, зовется кетхан.

Она посмотрела на меня.

– И этим очень гордятся.

– То есть стать наемником означает занять очень высокое положение в обществе адемов, – сказал я.

Она кивнула.

– Но варвары не знают этого слова и не поняли бы его, даже если бы знали. Так что приходится обходиться словом «наемник».