Мила Нокс - Наместник ночи [litres]

Стезя вела и вела их к печати.

Минуты растворились во тьме.

Чувства и мысли онемели.

Вдруг стали попадаться туннели, – рука Франца иногда проваливалась в пустоту, и он отшатывался, предупреждая брата от опасности. Мало ли что там. Быть может, и вовсе дыра в земле, и они сейчас как ухнут – костей потом не соберешь… Стезя-то выбирала им верный путь, и сворачивать было нельзя.

Из одного туннеля донеслось дуновение смрадного ветерка, мальчики поежились и побрели дальше, стараясь не думать о том, что же там воняет.

Запах-то они узнали сразу.

Сладковатый, приторный аромат смерти.

Затем рука Франца провалилась вновь, и он на ощупь определил, что этот проход еще шире. Зловоние оттуда шло гуще, так что Франц поскорее потянул брата на звук лопающихся бутонов Цветов Зла, не в силах терпеть омерзительную духоту.

Через какое-то время до братьев донеслось эхо шумящей воды. Они вышли к водопаду.

Франц долго прислушивался к тому, как вода обрушивается с потолка в речной поток. Здесь туннель заканчивался тупиком – подземная река выбегала, по-видимому, из дыры в своде пещеры, но подняться туда было невозможно, а дальше были сплошные стены.

Цветы Зла шипели и клацали зубами, упорно зовя в один из боковых туннелей, такой же вонючий и душный, как остальные. Франциск сглотнул комок темноты. Не хотелось идти в полную черного смрада пустоту, и он топтался у входа, кусал губы и шарил руками по стенам, пытаясь отыскать другой путь.

Но его не было.

– С-с-сюда, – звали хищные цветы. – С-с-скорей.

«Н-нет, – упирался мальчик. – Ни за что».

Братья топтались на берегу реки час, быть может, два. В глухой темноте они сели на камни, по-прежнему касаясь друг друга, чтобы не потеряться. Достали фляги и промочили пересохшие рты, подкрепили силы парой лепешек. Мешок, к счастью, был не тяжел – все остальные банки, склянки и пледы остались у Каликса, а мальчики взяли лишь самое необходимое.

Скоро все должно было закончиться.

Но даже отдыхать было невмоготу.

Тишина и темнота напирали так, что оставаться на месте казалось страшнее, чем идти вперед. Забрезжила мысль, что хоть где-то там, возможно, они отыщут просвет или, быть может, оконце и подышат свежим воздухом.

Мысль-то забрезжила, но даже Франц понимал: это самообман.

Не может быть оконца в туннеле, смердящем словно выгребная яма.

– Отдохнул? – спросил он у брата.

Фил только тяжело вздохнул. Франциск нащупал его ладонь и обнадеживающе пожал. Совсем холодная.

Страх заставлял оттягивать время.

Но тут Цветы совсем взбесились. Чудовищные растения обступили мальчишек, тянули бутоны чуть ли не к самому лицу, клацали зубами и так брызгали гнойной слизью, что щеки мальчишек покрылись зловонной жижей.

– Тьфу! – Франц утер лицо и фыркнул на цветы. – Неймется же вам. Ну погодите! Еще немного!

Но цветы ждать не желали.

– С-с-скорей.

– Ишь ты, скорей да скорей. – Мальчик злобно выругался.

А сердце ныло, чувствовало, отчего они так торопят.

Затянув мешок, Франциск встал сам и поднял на ноги брата. Сделал пару глубоких вдохов – у реки воздух был пореже и почище, – и медленно направился в злополучный туннель. Поначалу смрад оглушил: никогда еще мальчик не чувствовал такой злобной вонищи. В проходе разливалось трупное гниение, и от духоты голова пошла кругом. Франц зашатался и чуть не упал. Он оперся о стену, слушая, как гулко кровь стучит в висках.

– Фи-и-ил.

Голос прозвучал жалобно в кромешной тьме.

Брат не ответил. Лишь нащупал его руку и сжал. Послышался кашель – кажется, брата тошнило.

Собрав остатки сил, Франциск решился.

– Пошли, – прохрипел он. – Пошли, Фил.

И он поплелся дальше, ведя за собой близнеца. Спустя какое-то время пальцы нащупали на стене что-то липкое, какие-то… нити.

Вдруг вдалеке забрезжил свет.

Братья ринулись на огонек, точно мотыльки, и вскоре подошли к прикрепленному к стене светильнику. Желтая свечка в нем горела тускло, но даже это слабое сияние показалось Францу сродни солнцу после нескончаемой ночи. Наконец-то не будут брести во мраке!

Франц взял светильник, вдруг вспомнил, что говорил Мудрец, и чуть его не выронил. Оплавленный воск пах действительно очень странно, и мальчик хотел было вовсе бросить проклятую свечу, но Фил не позволил.

Стараясь не думать, откуда здесь горящая свеча, они побрели дальше.

То липкое, что нащупал Франциск на стенах коридора, оказалось свисающими с потолка тонкими легкими нитями: они колыхались точно кружевные гамаки. Стоило задеть их рукой, как нити приставали к коже, оставляя липкие обрывки.

Проход раздвоился. Появлялись другие туннели, но Франциск брел за Цветами. Из темноты выплывали – точно белые призраки – остатки серебристых куколок. Сброшенная шелуха неизвестных насекомых.

Что за гусеница сплетала здесь коконы?

И во что превратилась?

Судя по размерам, гусеница была великанской, и Франциск задрожал, подумав о чудовищном Богомоле и прилетевших с самумом жуках Эмпирея… Эти коконы принадлежали одному из монстров Южного Ветра, и, как только Франц подумал о том, какое зло таится в этих переходах, что за чудовище делает свечи из человеческого жира и прядет коконы размером от пола до потолка, надежда ускользнула из его сердца, оставив тупой, буравящий червем душу страх.

Не было счастья в этом подземелье.

Никогда.

Лишь отчаяние и ужас пребывали здесь вечно.

Под подошвой что-то хрустнуло.

Мальчик остановился и посветил под ноги. На земле лежала большущая – размером с палец – игла. Из блестящего ушка длинным белым глистом выбегала нитка.

Франц ничего не сказал. Лишь переглянулся с братом, и оба передернули плечами. Побрели дальше. Вскоре под ногами опять заскрипел металл. Светильник выхватывал из мрака все новые и новые блестящие иглы. И не только на полу: они торчали из стен, а когда братья дошли до остатков следующего кокона, то и на нем заметили прилипшие к нитям иголки.

Жуткое это было зрелище.

Кровь леденела в жилах при взгляде на инструменты неизвестного портного. Франц попытался заглянуть в кокон, и ему пришлось зажать нос рукой, чтобы не захлебнуться гнилостным смрадом. Внутри кружевной белой пряжи что-то темнело… Странный ворох чего-то непонятного… Он и распространял мерзкий запах.

– Пошли отсюда, – поспешно бросил Франц, схватил брата за руку и потянул вперед, чтобы тот ненароком не увидел содержимое кокона. Мальчик изо всех сил заставлял себя думать, что ему лишь почудилось.

Ошметки куколок попадались все чаще и вскоре заполонили проход: куда ни ступи – везде свисают липкие приставучие нити, цепляются за одежду и волосы. Братья силились пробраться сквозь клейкие тенета, но ноги и руки то и дело увязали в липучих сетях. Цветы все шипели и щелкали челюстями – ненасытные, нетерпеливые ростки манили за собой. Франциск в конце концов не выдержал и разругался пуще прежнего.