Евгений Шалашов - Призраки Черного леса [litres]

В лес мы пошли втроем. Переспорить внучку Зарко не мог, а я даже и не пытался встревать в их спор. Хочет идти с нами – пусть идет, тем более что Томасу стало легче и в услугах лекарки он теперь не нуждался. Старик уже мог потихоньку вставать, подкидывать хворост в костер. На всякий случай мы нарубили дров – дня на три-четыре хватит, а тут и мы подойдем. А нет – так к тому времени как-нибудь добредет и сам наберет хвороста. Еще оставили арбалет с дюжиной болтов (половина – серебряные!), полмешка сухарей, а Папуша сварила котелок каши. Словом – не пропадет! Ну, а уж на самый крайний случай, если мы не вернемся через неделю, старику было велено седлать Кургузого и возвращаться домой с наказом – в Шварцвальд никому не ездить, спасательные экспедиции не устраивать! За Кэйтрин я не переживал. Бумаги на обе усадьбы оформлены, завещание составлено на ее имя, и даже если родится ребенок – их будущее обеспечено. Плохо, что мы не успели заключить с ней официальный брак, но с таким наследством, да при сноровке господина Мантиза из рода Инсекта, бастарда признают даже при королевском дворе, а денег хватит на внуков и правнуков. Лучше бы, конечно, вернуться, но думать нужно и о плохом.

Я не люблю лес. Вернее, люблю лес облагороженный, без подлеска с клещами, с дорожками, посыпанными песком или гравием, с беседками, где можно отдохнуть. Настоящий лес – чащобы и буреломы, заросли жгучей крапивы, корни, постоянно цепляющиеся за ноги и ветки, бьющие в глаз, – для меня бедствие. Как провести через чащобу хотя бы сотню солдат, не разрывая строя и не растягиваясь? Никак. Куда девается скорость, организация? Да все туда же – цепляется за ветки и натыкается на корни. Правильно поступали правители Старой империи, когда приказывали мостить дороги шириной в четыре воловьих задницы, вырубать кусты на две стадии по обе стороны. Конечно, сестерциев в такие дороги вложено немало, зато они себя окупали. Можно спешно перекинуть войска с севера на юг или с запада на восток.

Мы шли очень медленно. Чтобы проложить путь, время от времени приходилось вырубать крапиву толщиной с палец. Если верно, что крапива гуще всего растет там, где когда-то стояли дома, то мы шагали по бывшему городу.

Первым шел я, за мной следовал Гневко, потом цыган на своей гнедой, а за ним внучка, ведущая в поводу своего коня. Шествие замыкал кот. Я напрасно надеялся, что Шоршик будет указывать направление. Кот шел лишь по чистой тропе, показывая всем видом, что Их Кошачья Светлость не станет бить свои драгоценные лапки о разный сорняк.

Я уже в который раз похвалил себя, что догадался захватить один из трофейных клинков. Рубить крапиву – это все равно что рубить проволоку, замучаешься потом править лезвие.

Но, как обещал Томас, скоро сомкнутые деревья расступились, «разорвав строй», превратившись в исполины, между которыми можно было не только пройти самим, но и провести лошадей.

В лесу быстро теряешь ощущение времени и пространства. Кажется, ушли недавно – утро едва занялось, а тут уже начало смеркаться. Следовало подумать о ночлеге, но подходящего места долго не попадалось. Наконец Гневко обратил внимание на находившуюся чуть в стороне полянку, по которой тек небольшой ручеек и был даже маленький песчаный пляж.

Судя по тому, что лошади и кот не отвернули морды, а напились, вода была безопасна, но я не позволил цыгану пить прямо из ручья, заставив того дожидаться, пока не закипит вода в котелке. Готовить еду было лень и, по молчаливому согласию, ограничились сухарями с салом.

У старого цыгана оказалась заботливая внучка. Она даже напоила Зарко настоем из трав, отчего цыган быстро заснул. Я же, привычно осмотрев все вокруг, убедившись, что кони пасутся, приготовился спать.

Может, сегодня бы мне и удалось заснуть, но начал посматривать на молодую цыганку, а в голову полезли грешные мысли. Ну, мысли из головы не выкинешь, но сам я твердо решил, что ни в коем случае не начну ухаживать за девицей, чтобы не обижать ее деда. А еще я прекрасно понимал, что мне бы ничего не светило. Уж слишком строги обычаи у ромалов, а я не молодой красавец, ради которого девушка на выданье рискнет пойти против вековых традиций.

Цыганка пришла сама. Я даже не заметил, как ловко она выскользнула из-за спящего Зарко и подлегла ко мне, опалив жарким дыханием:

– Хочешь меня?

Я что-то промекал в ответ, пытаясь образумить девицу, но она не унималась.

– Знаю, что хочешь! – уверенно сказала Папуша, снимая с себя тонкую блузку, отчего я сглотнул слюну. – Видела, как ты на мою спину смотрел!

– Деда не боишься? – усмехнулся я, пытаясь остановить руку девушки, уже блуждающую по моему голому животу. – Проснется, кнутом выдерет…

– Не проснется! – уверенно сказала Папуша. – Я его травой напоила, до утра проспит как младенец.

Цыганка уже освободилась от юбки, а дальше я уже плохо соображал – или не соображал вовсе, что делаю, или что она со мной вытворяет…

Когда я был выжат, как старый лимон, Папуша расхохоталась и, ухватив меня за руку, потащила вниз, к ручью.

Вода в ручье и днем была обжигающе холодной, а ночью казалась ледяной. Я заставил себя войти в воду по колено и один раз окунулся с головой, после чего опрометью выскочил на берег, едва сдержавшись, чтобы не заорать. Попрыгал, пытаясь согреться. Папуша плескалась, не обращая внимания на холод.

– Потри спину! – потребовала цыганка, захватывая пригоршню донного ила и передавая мне.

Я начал тереть, опасаясь потревожить старые шрамы, но – чудо, их там не было. Смывая ил водой, задержал руку, пытаясь-таки нащупать рубцы, но кожа была нежной и шелковой, как и положено быть коже молодой девушки. Не удержавшись, я хмыкнул.

– Что ты там ищешь? – заглядывая через плечо, поинтересовалась Папуша.

– Да так, показалось…

– Нет там ничего, – усмехнулась русоволосая цыганка. – Я эти шрамы каждый раз наношу, когда мы с дедом с новыми людьми знакомимся. Ничего хитрого – беру корень одуванчика, волчьи ягоды и мажу. Издалека, если не присматриваться, похоже на рубцы.

– А зачем? – не понял я.

– Надо же деду показать, какой он строгий! – засмеялась цыганка. – А он меня в жизни пальцем не тронул, не то что кнутом. Даже если бьет – кнут до спины не достанет, он умеет.

– Ну Зарко, ну артист! – расхохотался я. – А я ведь тебя жалел – думал, вот старый зверюга, внучку калечит! Собирался кнут изрубить.

– Э, гаджо, не знаешь ты моего деда! – усмехнулась Папуша. – Пойдем на песочек, он теплый.

Цыганка пошла вперед, а я уныло поплелся следом, переживая, что после прошлых ласк и холодной воды я уже ни на что не годен. Но как же я ошибался!

Потом я просто лежал на теплом песке, тупо смотрел в предрассветное небо и думал, что мне теперь очень долго не захочется иметь дело с женщинами. А заодно пришло и чувство вины. Было стыдно перед Кэйт, которой я изменил, и жутко неудобно перед цыганкой. Хотя я у нее был не первым, но все-таки…