Евгений Шалашов - Призраки Черного леса [litres]

– Ты мне про какого тут старичка плел? Домовой к тебе в кибитку пришел, в табор? Где это видано, чтобы брауни от своего дома далеко отходили?

– Так это брауни был? – состроил удивленную рожицу Зарко. – То-то я понял, что старичка этого слушаться надо. Ай да я! Не послушал бы брауни, мне бы удачи не было.

«Кар тебе в сумку, чтобы сухари не мялись!» – мысленно пожелал я конокраду. Но вслух говорить не стал, потому что так до сих пор не понял – почему пожелание пениса в сумке считается ругательством? Вслух же сказал:

– В общем, чтобы завтра ноги твоей здесь не было!

– Не гони меня, баро Артаке, – сложив руки на груди, сказал Зарко. – Если сам дедушка домовой приказал – не могу я тебя бросить. Удачи не будет, как жить стану? У меня, помимо Папуши, две правнучки на выданье. Кто их замуж возьмет, коли баро удачи не будет? Хочешь, поклянусь, что больше врать не буду?

– Тьфу ты, – не выдержал я. Опять ведь врет! И он знает, что я знаю, что врет он о том, что больше не станет врать… Точно, утоплю я когда-нибудь этого вруна. Дожил до старости, а ведет себя как подросток.

У костра между тем хозяйничала Папуша. Мурлыча себе под нос какую-то заунывную песню, девчонка закатывала в золу глиняные шары. Увидев меня и Зарко, заулыбалась и что-то затрещала.

– Говори, чтобы баро Артаке понял, – обреченно махнул рукой цыган.

– Я деду говорю – старому гаджо мяса поесть нужно, – пояснила Папуша. – Он крови потерял много, обязательно надо мяса поесть.

Я понял, что за блюдо печется. Посмотрел на Томаса – старик опять спал, – покачал головой. Если лекарка говорит – надо мяса поесть, – пусть поест. Вот я точно это мясо есть не стану!

Я принялся готовить себе кашу. Пока варил, глина стала как обожженный кирпич и Папуша начала разгребать золу, выкатывать шарики из костра, подталкивая их к деду.

– Проснись, старый, ужинать станем, – потряс Зарко раненого за здоровую руку.

– О, как пахнет-то вкусно! – сказал Томас, учуяв ароматные запахи. Втягивая в себя воздух, старик с шумом проглотил слюну. – Мяском свеженьким потянуло. Никак, кролика запекали?

Зарко раскалывал шарики, выковыривал их содержимое и раскладывал по широким листьям того же лопуха.

– Вот, старый, это тебе, – вручил цыган Томасу лопушок, как вручают королевское блюдо.

Томас принялся за еду, старательно смакуя и обсасывая каждую косточку. Покончив с одним лопушком, принялся за второй.

– Молодой кролик-то, нежный. Кости маленькие совсем – крольчонок, не иначе, – приговаривал Томас.

Зарко, поедая свежее мясо, только переглядывался с внучкой да иногда что-то с улыбкой ей говорил. Может, смеялся над Томасом или надо мной. К счастью, дед с внучкой не настаивали, чтобы и я насладился народным цыганским блюдом, и я, вдыхая изысканный аромат, молча давился подгоревшей пшенкой, которую перед варкой опять позабыл окатить крутым кипятком.

Томас наелся раньше других, улегся на спину и с довольным видом спросил:

– Кроликов как ловили? Силки ставили?

– Силки, – поспешил я ответить, показывая Зарко кулак. – Твоя врачевательница – она мастерица не только лечить, но и кормить. И ловить…

Ежиков, которых все дружно ели, ловить непросто. Они только выглядят медлительными, но бегать умеют. А девушка – молодец. Сбегала в лес всего-то на полчаса, наловила и приготовила.

Сам я ничего против ежей не имею. Наоборот, всегда забавляли фыркающие зверьки, сворачивающиеся и выставляющие иголки. Не осуждаю цыган – им так часто приходилось скрываться в лесах, голодать, что печеные или тушеные ежики стали для их народа тем же самым, чем для нас являются штрудели или сосиски. Если буду очень голодным, съем и ежа. Наверное, если поголодаю подольше, съем даже крысу. Но если есть выбор – слопать несчастного и очень вкусного ежика или наесться невкусной пшенной каши – выберу кашу.

– Молодец, девочка, хорошо приготовила, – похвалил старик лекарку.

Та зарделась, а Зарко вроде бы недовольно глянул на старика – не принято у цыган хвалить своих женщин, но в то же время было заметно, что похвала внучке ему приятна. А ведь любит он свою внучку, очень любит.

Посмотрев на косточки, лежащие около Томаса, я вспомнил о Шоршике:

– Папуша, ты кота не видела?

– Видела, – откликнулась девушка. – Он у могилы кого-то ловил.

– Мышкует, – сыто отозвался Томас.

Мышкует – хорошо. И коту развлечение, и нам забот меньше. Но я почему-то забеспокоился о коте. Вдруг заблудился? При мысли, что кот может заблудиться, стало смешно. Кошки, если нужно, не по одной сотне миль проходят, чтобы домой прийти. Но все равно надо сходить посмотреть – где он там? Не зря же брауни отправил ко мне своего любимца.

Кота искать не пришлось. Словно почуяв, что о нем говорят, Шорш вышел откуда-то из травы, таща в зубах что-то странное и большое, едва ли не с себя ростом. Хвостатику было тяжело, но он не позволял себе отдыхать. Остановившись в нескольких шагах от костра, Шоршик выпустил добычу из пасти, поставил на нее лапку и закричал пронзительно и противно, словно был не домашним любимцем, а диким котом.

Вначале мне показалось, что это птица, но, подойдя ближе, увидел, что кот притащил здоровущую серую крысу! Нет, я слышал, что бывают огромные крысы, но всегда относил это за счет буйного воображения или преувеличения.

Зарко поднял кошачью добычу за хвост, присвистнул:

– Фунта на три потянет!

Представив, каково тащить в зубах треть собственного веса, я поразился упорству Шоршика. А зачем он ее притащил? Показывал трудолюбие?

Я вспомнил историю, происшедшую в моем далеком детстве: однажды наша семья праздновала день рождения дядюшки Николя, которого обожали и дети, и взрослые. К старику выстроилась очередь, чтобы вручить подарки. Луиска, любимый кот дядюшки, долго присматривался к вазам из горного хрусталя, дорогому оружию, золотым украшениям и прочим, с его точки зрения, странным вещам, неодобрительно мотал хвостом. В конце концов кот куда-то убежал, а вернувшись, торжественно положил к ногам старика свежую мышь!

Улыбнувшись воспоминаниям детства, я перевел взгляд на обеспокоенного цыгана:

– О чем задумался? Думаешь, много таких в лесу?

– Крысюки по одному не ходят, – глубокомысленно изрек Зарко, раскручивая за хвост монстра и зашвыривая подальше. Обтерев руки о штаны, предположил: – Наверное, эти твари рыцаря и обглодали.

Я промолчал. Зачем проговаривать вслух очевидное? С крысами связываться не хотелось, но что теперь делать. Зато разрешилась моя загадка – почему останки рыцаря не были растащены по всему лесу.

Мы сегодня не стали обсуждать будущий поход, а легли спать. Нужно выспаться, завтра все и обсудим, на свежую голову.

Сегодняшней ночью плащ, брошенный на землю, казался твердым, а седло, подложенное под голову вместо подушки, – жестким. Захотелось вернуться, забраться в собственную постель, чтобы под боком уютно сопела Кэйт. Странное чувство. За двадцать с лишним лет странствий и войн легко расставался с мягкими постелями и прекрасными женщинами, меняя их на подстилку из елового лапника. Старею. Ну что же делать. Вечно молодым оставаться нельзя, да и не нужно. Меня мой возраст устраивает, молодую жену (ладно, пока еще невесту!) – тоже. Мне бы положено иметь дочку такого же возраста, что и Кэйт, искать ей хорошего жениха, а то и присматривать за внуками. Всю жизнь твердил, что муж и жена должны быть одного возраста, а что же теперь? А теперь стоит прикусить язычок и помалкивать. На сколько лет меня хватит, как мужчине, не знаю, но чего наперед загадывать?