Галина Гончарова - Крылья Руси [litres]

Воин Афанасьевич смотрел пустыми глазами.

За одну ночь мужчина постарел лет на двадцать, и Софья отчетливо понимала, что без жены он тоже долго не задержится. Они с Анной срослись, сжились, слились настолько, что временами ей казалось: у них одно сердце на двоих. И вот сейчас половинка этого сердца разбилась.

Софья смотрела на спокойное бледное лицо, в котором уже не было чего-то неуловимого. Кукла. Просто большая восковая кукла.

Уже не та тетушка, которая подхватила на руки маленькую Сонечку и безоглядно приняла ее сторону. Не та, которая до конца отстаивала ее интересы перед грозным братцем, которая поддерживала, утешала… Любила, черт возьми!

Любила…

Господи, ну почему они уходят?! Не так давно, года не прошло, от воспаления легких умерла боярыня Морозова, но тогда Софье настолько тяжело не было. Все же отношения свекровь – невестка так идеальными и не стали. Будь ты хоть золотой от ушей до пяток, а все одно – сыночку платиновую нужно! Или бриллиантовую!

Тогда Софья утешала мужа, а сейчас вот страдала сама. И позарез нужно было выплакаться. А она царевна, ей невместно.

– Она сейчас там, где всем хорошо, – протопоп Аввакум, на правах и друга и духовника царевны, положил ей руку на плечо. – Царствие небесное…

– Вечный покой, – шепотом откликнулась Соня.

И не выдержала. Уткнулась в рясу и безудержно разрыдалась.

Аввакум гладил ее по черным волосам. С другой стороны так же обнимал женщину Воин Афанасьевич, и его плечи так же содрогались. Он и не пытался скрывать слез. Иногда они текут сами.

Софья вспоминала детство, юность, вчерашний вечер.

Как хорошо, что она приехала в Дьяково. Хоть повидались перед… перед… И навсегда в ее памяти останется этот последний вечер – с неспешной беседой, с золотисто-алым закатом, горячим чаем и материнским поцелуем в лоб.

– Как же мы без нее… Ох, тетушка…

Прошло не меньше часа, прежде чем Софья успокоилась достаточно, чтобы не срываться в слезы на каждом слове.

– Дядя, где… где она хотела лежать?

– Со мной. Мы думали, что я уйду раньше, и…

– Ох, дядя…

– У нас в Опочке есть церковь. Старенькая совсем. Отец помогал священнику, ну и я тоже. Сейчас она каменная. Аннушке там нравилось. Там на кладбище все наши лежат…

– Это…

– Псковский уезд.

Софья кивнула.

Как бы ей ни хотелось, чтобы тетушка лежала в Москве, в Архангельском соборе, но если Анна уже все обговорила с мужем… Впрочем, Софья все равно предложила это дядюшке, но Воин Афанасьевич покачал головой.

– Не надо, Сонюшка. Пойми меня правильно: я не хочу, чтобы она после смерти… чтобы лежала вдали от нас, как царевна Романова. Она – моя жена.

Софья могла это понять. Не Романова, нет. Ордина-Нащокина. Иван, наверное, попросит о том же, когда придет их черед.

– Я прикажу, чтобы ее… вас… отвезли туда. Только задержитесь на пару дней, пожалуйста. Чтобы Алеша и Ваня успели с ней попрощаться.

Воин Афанасьевич кивнул.

– Конечно, Сонюшка. Я люблю тебя, малышка… И Анечка тебя тоже любит… любила.

Следующей ночью не стало и Воина Афанасьевича. Он ушел вслед за женой быстро и решительно, как делал все в этой жизни. Школа в Дьяково осиротела. Гонец обернулся быстро, и у сдвоенного гроба стояли уже трое. Алексей, Софья, Иван.

Держались за руки. Никто не плакал, даже Софья уже не рыдала. Она выплакала все слезы ночью и теперь старалась поддержать брата и мужа. Им сейчас вдвое тяжелее. Она-то хоть рыдать могла, а Алешка стоит весь черный. И Иван… Он по матери так не убивался.

Все-таки боярыня Феодосия была слишком неистовым человеком, чтобы быть по-настоящему хорошей матерью. А тетушка Анна стала такой для всех троих.

Уходил последний кусочек их детства. Была жива тетка Татьяна, но так далеко, слишком далеко… Да и не было ее по-настоящему в их детстве. Так, где-то в Кремле.

– Мальчишки сейчас в Крыму. Пока приедут, их уже увезут.

– Ничего. Доедут до дома, – буркнул Иван.

Малолетних Ординых-Нащокиных он любил, но сейчас у него не было сил ни на что. Только не плакать. Только не сорваться.

– Кто теперь будет заниматься школой?

Алексей чувствовал себя свинтусом, но… кто-то же должен думать и об этом?

Софья вздохнула. Подошел бы кто-то из братьев Разиных, но разве тех из Крыма выдернешь? Был и Ежи Володыевский, сильно обрусевший за это время, но… Политика, будь она неладна!

Все-таки Дьяково – это кузница кадров. И тут много… разного. А еще – Ежи не может быть директором школы. Дело не только и не столько в доверии, сколько в его личных качествах. Он умный, добрый, надежный, но не лидер. Что уж тут поделаешь – он замечательный второй, но не ведущий. Под руководством того же Яна Собесского он чудеса творил, но сам по себе он воин, а не генерал. Это не хорошо и не плохо, это просто есть.

– Нужен кто-то надежный. Лучше – родной. Ваня, а что там с Матвеем?

Ваня подумал. После смерти Феодосии Морозовой ее полюбовник затосковал. А ведь пользы от него может быть много, ой как много. И опыт у него подходящий, и родственные связи опять же… Да и сводного брата и сестричку видеть будет постоянно.

– Можно попробовать. Только он уже не юноша…

Софья фыркнула.

– Пусть даже лет пять-десять. Вообще я надеюсь, что потом это место займет Прокопий.

– Сын Аввакума?

– Да. Он как раз подойдет, но ему хотелось еще поработать «в поле».

– Почему нет? – согласился Алексей. – Тогда… Ваня, ты поговоришь с Матвеем?

– Поговорю.

Им было безумно больно, и все трое цеплялись друг за друга и за привычные повседневные дела. Жизнь продолжается, есть привычная работа, и есть решения, которые, кроме них, никто не примет. Они должны. Этим все сказано.

Да и тетушка не поняла бы, погрузись они в глубокое горе и брось все дела. Она их любила.

Ох, тетушка…

В мире продолжался бардак, иначе и не скажешь.

На море победу одерживали попеременно то Англия, то Франция. Конкретного победителя не было, даже несмотря на помощь Дании. Много кораблей Кристиан выделить не мог, а Людовик активно финансировал каперов под началом некоего Жана Бара. Плавать стало попросту небезопасно, один корабль из четырех точно не доходил до места назначения.

К тому же порядка не было и в самой Англии. Шотландия таки признала малыша Карла своим правителем, но теперь шотландцы требовали, чтобы ребенка вернули им. Или хотя бы воспитывали в соответствии с шотландским духом. Людовик соглашался допустить к Карлу пару-тройку воспитателей, но кого?

Пока шли горячие споры.

Ирландия вообще собиралась провозгласить независимость. Софья потихоньку подкидывала туда деньги и оружие. Ей объединенное королевство и даром нужно не было, да и ирландцев жалко. Чего они, бедолаги, только не натерпелись от англичан за последние пару веков! Недаром же семьями в колонии уезжали!