Майкл Флетчер - Без надежды на искупление [litres]

– У меня есть способ общаться с отражениями Кёнига.

– Ты писал на листках и подносил их к зеркалу? – спросил Отречение.

Приятие не стал отвечать на этот вопрос. Нужно сказать Отречению только то, с помощью чего его можно заманить.

– Если Морген Вознесется, как планирует Кёниг, мы в лучшем случае так и останемся доппелями. Навсегда. Когда у него будет созданный им бог, он даже может изгнать нас. С нами могут сделать все что угодно. Теперь, когда Ауфшлага нет рядом, Кёниг лишился своего единственного источника здравомыслия. Он опасается, что Морген будет подвержен дурному влиянию, поэтому он убьет его. – Приятие с победоносным видом оскалился, обнажив переломанные зубы. – Кёниг перепуган и одинок; он сейчас не способен ясно мыслить. Морген узнает тех, кто пришел убить его, и поймет, что их послал Кёниг. Это настроит нового бога против того человека, который его создал. Разум Кёнига разлетится на куски, и мы займем верховное положение. – «И я убью того, кто убил ребенка, кто бы из ассасинов это ни оказался, потому что к их возвращению Кёниг уже давно будет мертв».

– Твой план не лишен недостатков, – сказал Беспокойство. – Если Морген обернется против Кёнига, то может его убить. Мы не выживем.

– Ты придумал какой-то простой язык жестов? – спросил Отречение.

Приятие насмешливо фыркнул и снова оставил вопрос без ответа.

– Морген не способен никому причинить вред.

– Люди меняются, – прошептал Беспокойство.

Отречение сощурил глаза.

– Ты каким-то образом можешь слышать, что говорят отражения?

Приятие на мгновение замер и только потом ответил:

– Это очень трудно.

– Так как же ты это делаешь? – допытывался Отречение.

– А почему ты спрашиваешь? – ответил Приятие с притворной подозрительностью. – Что ты замышляешь?

– Замышляю? Разве я могу что-то замышлять, я же только что узнал об этом. Если ты сумел, то могу научиться и я.

Приятие притворно расстроился.

– Во-первых, если они не смотрят на тебя, надо постучать по зеркалу, чтобы привлечь к себе их внимание. – Он изобразил раздражение. – Иногда они вообще тебя игнорируют. Прижмись ухом к зеркалу, и услышишь, что они говорят. Это все равно что прижаться ухом к двери или окну. Чтобы тебя услышать, им нужно на своей стороне сделать то же самое. – Он смущенно хихикнул. – Комично выглядит, честное слово.

Отречение, столь же лишенный чувства юмора, как Кёниг, разглядывал зеркало с безучастным лицом. Отражения, которые были там, за стеклом, были увлечены разговором друг с другом и не обращали на доппелей никакого внимания.

– Это может быть опасно, – прошипел Беспокойство.

– Беспокойство прав, – осторожно отметил Приятие. – Возможно, лучше, чтобы с ними общался только я.

Отречение, не обращая внимания на его слова, прошел к зеркалу, занимавшему всю высоту стены от пола до потолка. Он дважды постучал костяшками по стеклу и понаблюдал за тем, как отражения сначала взглянули на него, а затем возвратились к своему разговору. Мгновение он смотрел на них, а потом развернулся и шагнул к тяжелому дубовому столу Кёнига. Взяв в руку тяжелую глиняную кружку, он снова подошел к зеркалу. На этот раз он стукнул по стеклу кружкой. С силой. Отражения потрясенно посмотрели на него и замерли, увидев, как он жестами изображает, что разобьет кружкой зеркало. Отречение сделал жест, будто подзывая их к себе, и они торопливо прижали уши к стеклу со своей стороны.

Отречение посмотрел через плечо на остальных доппелей.

– Должно быть, они понимают, кто здесь главный. – Его внимание вновь обратилось к зеркалу. – Расскажите мне все, что вы говорили Приятию, или я разобью зеркало. – Казалось, он о чем-то размышляет. – Вы умеете видеть будущее?

Отпрянув от поверхности зеркала, они закивали и начали что-то лепетать. Отречение прижался ухом к стеклу и стал слушать. Он сощурился, как будто изо всех сил старался расслышать, что говорят отражения. И тут глаза его внезапно распахнулись. Он испуганно смотрел на Приятие: из поверхности зеркала появились руки и начали хватать Отречение за одежду.

Он закричал от ужаса: отражения тащили его в свой мир. Устоять против дюжины отражений, вцеплявшихся Отречению в одежду и в волосы, у него не было ни малейшего шанса. В панике он уронил кружку, и ее осколки разлетелись по полу.

Беспокойство сразу все понял. «Приятие все это подстроил, все спланировал с самого начала». Беспокойство тоже кое-что узнал: он был воплощением не страха Кёнига перед другими и не страха неизвестности. Он олицетворял страх, который Кёниг испытывал перед самим собой.

Вопли Отречения и его мольбы о помощи стихли в тот самый момент, когда его голова оказалась по ту сторону зеркальной поверхности. Приятие и Беспокойство наблюдали, как в жуткой тишине отражения разрывают доппеля на куски, а потом – как отражения отрывают от Отречения кусочки поменьше и пожирают их. Через несколько минут от доппеля не осталось и следа, будто и не было его никогда на свете.

– Будь любезен, убери осколки кружки, – попросил Приятие.

Беспокойство попятился.

– Если думаешь, что я хотя бы приближусь к этому зеркалу, то ты просто сумасшедший.

– Конечно, я сумасшедший. Как и ты. Мы – вымысел заплутавшего разума. – В безумном оскале Приятие показал острые осколки переломанных зубов. – Отречение покинул Кёнига. Он рассеялся в воздухе, от него ничего не осталось. Понимаешь, что это значит?

– Я – проявление страха, а вовсе не… – Беспокойство замолк, подыскивая правильное слово, – решительности.

Приятие уже не выглядел безумцем.

– Верно. И хорошо подмечено. Кёниг был прав; мы, доппели, никогда не станем действовать друг с другом заодно. Так что давай говорить начистоту: сотрудничества между нами не будет. Или ты подчинишься, или я скормлю тебя отражениям.

Беспокойство низко поклонился.

– Ты придешь на смену Кёнигу, но тебе всегда будут нужны страх и осторожность. Благодаря им мы живы. Ты, с твоей потребностью в приятии, никогда не соглашался с Отречением. – Беспокойство осторожно подбирал слова. – Теперь Отречение ушел, а ты Вознесешься и займешь место Кёнига.

– А рядом со мной будешь ты, – сказал Приятие.

– Нет, – поправил его Беспокойство. – На шаг позади. Так я буду на своем месте.

Приятие убрал с пола осколки разбитой кружки, но при этом внимательно следил за отражениями. Он не хотел повторить судьбу Отречения. Пусть он и воспользовался отражениями, доверять он им, конечно, не станет.

Занимаясь своим делом, он насвистывал, но без всякой мелодии. Таким счастливым он не был с тех самых пор, как… Он пощупал языком остатки сломанных зубов. Приятие осмотрелся, увидел, что Беспокойство на него не смотрит, и достал зеркальце, которое носил с собой, чтобы наблюдать, как заживают раны; то огромное зеркало, от пола до потолка, все еще не желало показать его отражение. Поднеся к лицу небольшое зеркало, он приподнял повязку и скривился от вида воспаленной плоти вокруг вырванного глаза, вздрогнул, увидев обезображенный рот. Разбитые и опухшие губы были покрыты неподсохшими струпьями. Хорошее настроение, которое только что испытывал Приятие, скрутилось в клубочек и исчезло, как клочок бумаги в бушующем пламени.