Майкл Флетчер - Без надежды на искупление [litres]

Гехирн проснулась в темноте, испытывая мучительную боль. Из трещин ее кожи текли ручейки жидкого пламени. Она заслуживала эту пытку и наслаждалась той болью, которая охватила все ее существо. Неправы философы: в После-смертии мы обретаем не возможность искупления, а возмездие. Наказание.

– Нет мне искупления. – Собственный язык казался ей обгоревшим кожаным ремешком.

– Да, но я не желаю тебя отпускать. – Гехирн слышала, как он тяжело дышит, с шумом набирая в легкие воздух. – Ты мне нужна.

Она узнала этот голос и поняла, что произошло. Не нужно ждать ни прощения, ни освобождения, ни искупления. Единственная слеза скатилась из пустой глазницы и будто горячим маслом обожгла ее растрескавшееся и покрытое волдырями лицо.

– Ты поправишься и будешь как игрушечка, новая и блестящая. Я должен стать богом, а ты должна помочь мне. – Губы жирного создания ожидающе блестели. – Ты должна.

Гехирн задала единственный вопрос, на который была способна:

– Почему?

– Потому что все должны любить меня. Все. – Гехирн услышала, что дышит он с присвистом. – Если меня все будут любить – беспредельно и абсолютно, – то меня никто никогда не предаст. А если я больше никогда не буду нуждаться, никогда больше не стану полагаться на любовь и поддержку других, то мне никто никогда не сможет сделать больно. – Она услышала, как сбивается дыхание Эрбрехена. – Ты же меня любишь, правда?

Что такое любовь? Разве это значит быть пленницей, беспомощно подчиняться желаниям и чаяниям другого человека? Хассебранд подумала об отце и решила, что да, именно это и есть, должно быть, любовь.

– Да, я люблю тебя. – И это правда, она любила этого жирного поработителя. – У меня нет выбора. – Она с трудом выговорила эти слова.

– А если бы у тебя был выбор, ты бы все-таки любила меня? – робко спросил Эрбрехен, и голос его дрожал от отчаяния.

Она тонула в его потребности, ее сокрушало это давление.

– Да. – И теперь это тоже было правдой.

– Спи. Тебе надо поправиться, а солнце все еще высоко.

Гехирн не столько уснула, сколько провалилась в забытье.

Когда хассебранд открыла свои новые, только что исцелившиеся глаза, она обнаружила, что Эрбрехен стоит над ней и колени у него дрожат от напряжения. Густые облака, остатки той бури, которой управлял Реген, скрыли луну.

– Вот видишь. Я же говорил, будешь как новенькая. – На лице Эрбрехена появились складочки: он смотрел на нее оценивающим взглядом голодного младенца. – Я есть реальность. – Он говорил так, как будто каким-то образом влиял на ее исцеление; как если бы без него она была бы ничтожна.

– Да, – оцепенело согласилась Гехирн, глядя на собственные руки.

На пальцах не осталось мозолей, а с ладоней исчезли бороздившие их глубокие линии. У нее никогда не было особенно много волос, но сейчас она оказалась совершенно лысой. Она провела рукой по гладкому лысому черепу. Ни волос, ни бровей; наверное, сейчас у нее очень удивленный вид. Руки у нее оказались удивительно тонкими, как будто ее тело, собирая все силы для исцеления, израсходовало почти весь ее лишний жир. Что же, с нее наконец сошел детский жирок? Неужели сейчас она наконец выглядит как взрослая женщина? У нее заурчало в животе.

– Как я хочу есть, – сказала Гехирн.

Эрбрехен капризно поморщился.

– Ты проголодалась? Представь себе, что чувствую сейчас я.

– Прости.

– Тут не найдется даже обугленной косточки, которую можно было бы погрызть.

Гехирн не знала, что сказать. Тысячи жизней превратились в пепел в одно мгновение бесконтрольной ярости и ненависти к себе.

– Извини.

Поработитель фыркнул:

– Понимаю, ты хочешь быть моим лучшим другом, но разве тебе обязательно быть мне единственным другом?

– Ты же сказал: «Сожги их всех».

– И что ж теперь, это я виноват в том, что произошло?

– Нет. Нет, конечно.

– Правильно. – Эрбрехен выглядел довольным. – Не допускай, чтобы такое повторилось.

– А если ты снова попросишь меня сжечь их всех? – спросила Гехирн.

Меж пухленьких губ показались мелкие зубки.

– Тогда сожги их всех. Само собой.

– Само собой, – согласилась с ним Гехирн.

Впервые с того момента, как очнулась, она осмотрелась вокруг. Вокруг не было уже многочисленной орды – друзей Эрбрехена. Поле вокруг покрывал слой намокшей золы глубиной по щиколотку. Здесь и там из груд серого пепла торчали удивительно белые кости. Ничто не шевелилось, не пели птицы. От паланкина остался только обугленный остов. Около Эрбрехена лежал длинный кусок толстой золотой ткани, заляпанной грязью. Гехирн узнала его: это было одно из знамен, развевавшихся на паланкине.

– Ты укрыл меня, – сказала она, кивнув в сторону куска ткани. – Защитил меня от солнца.

– Конечно же. Ты мой единственный друг. – Эрбрехен посмотрел искоса и бухнулся в сидячее положение. – Мне понадобится больше друзей. Если ты продолжишь их сжигать, я решу, что ты из ревнивых.

Гехирн смогла лишь кивнуть.

Эрбрехен протянул к ней мягкую тяжелую руку, поморщился и уронил руку обратно себе на колени со звуком влажной пощечины .

– Из-за этой небольшой проблемы нам придется двигаться намного медленнее. Я почти не могу ходить. Тебе придется мне помочь. – Он пристально посмотрел на хассебранд; пронзителен был взгляд его крошечных глаз, почти скрытых жирными щеками. – Ты мне нужна. И сейчас больше, чем когда-либо.

Эта отчаянная потребность сжала Гехирн будто в кулак.

– Я донесу тебя до ближайшего города.

– Договорились! – Эрбрехен вдруг нахмурился и указал на окружавшее их море золы. – Знаешь, те ходячие мертвецы.

– Шаттен мердер. Ассасины-котардисты. Слуги Кёнига Фюримера. Я думаю, они пришли убить…

– Меня. Это вполне объяснимо. Каким-то образом ваш старый друг узнал о моих планах и пытается остановить меня.

– Мне не кажется…

Эрбрехен махнул рукой, чтобы Гехирн замолчала.

– Мелкий Кёниг человечек, его планы еще мельче. – Заметив, что вышло в рифму, он хихикнул. – Он меня недооценивает, точно так же, как недооценивает тебя. Надо же, вообразил себе, что какие-то ходячие трупы могут представлять для нас опасность. – Он фыркнул. – Если бы ты их не сожгла, то я, конечно же, смог бы сделать так, чтобы они встали на мою сторону.

Гехирн хотелось бы сомневаться в словах поработителя, но она не могла.

С трудом встав на ноги, Гехирн с удивлением обнаружила, насколько легко ей стало двигаться с тех пор, как она избавилась от лишнего веса. Поле действительно оказалось совершенно безжизненным, как ей с самого начала и представлялось.

– Здесь что, остались только мы двое? Я что, сожгла их всех ?

Эрбрехен все так же сидел в размокшей золе и рассеянно хлопал по ней ладонью, глядя на север, в сторону Зельбстхаса. Он не ответил на ее вопрос.