Майкл Флетчер - Без надежды на искупление [litres]

Гехирн его перебила:

– Город.

– Как раз вовремя. Мне кажется, что от моих коленей осталось одно желе, и ступни тоже болят. Славно будет выспаться в кровати. Возможно, разделить постель с несколькими новыми друзьями. Ах да, ведь скоро поднимется солнце. Для тебя мы найдем какой-нибудь симпатичный подвал, где ты сможешь спрятаться. Тебе понравится.

– Да, – сказала Гехирн, толкая Эрбрехена, чтобы тот двигался побыстрее.

– Я люблю тебя, – напомнил ей Эрбрехен. – А ты любишь меня. – Он запыхался, стараясь идти в том темпе, который задавала хассебранд, но не жаловался.

Деревня оказалась сонным фермерским поселением, где жителей было человек тридцать; когда Эрбрехен и Гехирн, тяжело шагая, добрались туда, все спали. Петухи еще не успели пропеть зарю, и несколько десятков кур бродили между домов, вяло выклевывали дождевых червей. Даже собаки этого городка наблюдали за их приближением с сонным безразличием. Те немногие, кто проснулся в столь ранний час, собрались вокруг и глазели на Эрбрехена и Гехирн, которые стояли, завернувшись в измазанные размокшим пеплом лохмотья золотого знамени.

Никогда еще Эрбрехен не испытывал такой сильной усталости. Он так обессилел, что не мог уже произносить красивых речей. Вместо этого он воздел руки к небу и завопил:

– Вот он я! – со всей силы своих легких. Когда еще больше людей пришли на шум и присоединились к собравшейся толпе, он снова завопил: – Это я!

Он кричал, пока не охрип. Он кричал, пока вокруг него не собралось тридцать с лишним новых друзей, а затем удалился в самый роскошный дом, который нашелся в той деревне. Он хотел было отправить Гехирн в подвал, но побоялся оставить хассебранд так далеко от собственного влияния. Вместо этого он попросил своих новых друзей закрыть ставни на окнах спальни и как следует задернуть шторы. Позже, когда ему поднесли несколько огромных блюд еды, он попросил их построить ему новый паланкин с балдахином. «Будь я проклят, если пройду хоть один лишний шаг там, где можно без этого обойтись». Наконец он вызвал к себе мэра города, которому прежде принадлежала комната.

– Я хочу, чтобы на закате город был готов отправиться в путь.

Мэр, все еще в ночной рубашке, стоял перед ним с открытым ртом.

– Город? Отправиться в путь?

«Боги, вокруг меня одни идиоты».

– Да. Я желаю, чтобы все сложили вещи и были готовы отправиться в путь. Соберите всех лошадей и скот, сколько найдете. Двигаться мы будем быстро, так что кроме самого необходимого ничего не берите с собой, например, одежду не тащите.

– Как так – без одежды?

«Этот дурак первым окажется в котле».

– Вам не нужно пускаться в путь голышом, – нетерпеливо объяснил Эрбрехен. – Просто не берите лишней одежды. Возьмите побольше еды. – Он разглядывал идиота мэра. – И проследите, чтобы мой новый паланкин был удобным, пусть там будет побольше подушек.

– Конечно. – Мэр ловко развернулся на месте и прошествовал прочь, явно приятно взволнованный тем, что ему доверили эти приготовления.

Эрбрехен посмотрел туда, где сидела, съежившись под толстой попоной, Гехирн. Она не обращала на него внимания. У него сжалась грудь.

«Она сказала, что любит меня и что любила бы меня, даже будь у нее выбор».

Это была ложь.

«Боги, как же я одинок».

Глядя в спину хассебранд, он оскалил зубы. Она ему не нужна. Он ей покажет; ее предательство для него ничего не значит. От ее предательства ему не больно. «Она отвратительна», – сказал он себе – и это стало правдой. Эрбрехен вздрогнул от воспоминаний о том, как прикасался к той женщине. Высокая и сильная, полная противоположность всему тому, что он считает привлекательным. «Это никогда не должно повториться».

Когда солнце зашло за горизонт, Гехирн и Эрбрехен вышли и увидели поджидавших их жителей города. Гехирн надела одежду, которую прихватила из шкафов мэра, а Эрбрехен просто задрапировал свой необъятный торс хрустящими свежими простынями. В центре города стоял импровизированный паланкин, спешно сколоченный из досок, которые оторвали от ближайших домов. Наверху помещался огромный диван, заваленный подушками, – все это под развевающейся палаткой.

– Не такой роскошный, изящный и большой, как тот, на котором я ездил прежде, – заявил Эрбрехен, – но я вполне доволен.

Несколько самых рослых мужчин из городка помогли ему вскарабкаться на диван, и он рухнул там с довольным вздохом. Гехирн поднялась к нему на паланкин и села у его ног.

Поработитель махнул рукой двум девочкам, светловолосым сестричкам, чтобы они присоединились к нему. Их родители просияли, гордясь оказанной им честью. Только Гехирн отвела глаза, правда ей все равно не удалось пробудить в себе то отвращение, которое она пыталась почувствовать. Ее душа лишилась всяких эмоций. Она ничего не чувствовала, лишь то, что внушал ей Эрбрехен.

– Ой, да что с тобой, – упрекнул ее Эрбрехен, когда паланкин подняли в воздух десяток сильных мужчин. – Не гляди так мрачно, друг мой. Совсем скоро тебе будет кого сжечь, и немало.

Чтобы его почитатели двигались быстрее, Эрбрехен сообщил всем, что каждый вечер несколько человек, которые подтянутся в лагерь последними, будут пущены в рагу. Это не только поможет ему всегда хорошо кушать, – откровенничал он в разговоре с Гехирн, – но и заставит стадо держаться на минимальном расстоянии от него.

Гехирн поняла: чем ближе они находились, тем бо́льшую власть получал над их сознанием Эрбрехен. Чем сильнее он держал их в своих руках, тем больше они верили в него и тем сильнее он становился.

Поздно вечером новые друзья Эрбрехена схватили и притащили немолодую пару, что тащилась позади остальных, и разделали их на рагу для поработителя.

– Мне нужно было это устроить еще много лет назад, – шутливо говорил Эрбрехен, обращаясь к Гехирн. – Тогда сейчас я уже стал бы богом. Хорошо, что мы нашли мэра, он отлично умеет планировать. Я не уверен, что ты смогла бы так успешно организовать целый город – все собрались и пустились в путь. – Он довольно пощелкал языком. – Хорошо иметь полезных друзей.

«Он что, пытается заставить меня ревновать?» Как это ни печально, его прием сработал. Ей ужасно захотелось пойти разыскать мэра и оставить от него кучку пепла. Гехирн это бы ничего не стоило. Мгновенное усилие воли – и вот уже горячий пепел рассыпается пылью по ветру, как пляшущие светлячки. Но Эрбрехен не давал ей отходить от паланкина.

Поработитель гнал своих людей весьма быстро. Он давал каравану остановиться только на время, пока Гехирн разводила огонь, на котором варили несколько жалких душ, – а после этого они снова пускались в путь и шли всю ночь. Когда поднялось солнце, Гехирн заползла на задний край паланкина и спряталась под кучей одеял. Было невыносимо жарко, и ее плоть дымилась, пусть и скрытая от лучей солнца. После заката Гехирн встала. Ее кожа зудела, покраснела от солнца, и Эрбрехен пошутил насчет того, как вкусно она пахнет, изжарившись под одеялами.