Джозеф Дилейни - Арена 13. Воин [litres]

Коннит решительно покачал головой:

– Я не могу такого позволить. Это…

– Ты сомневаешься, что мне такое по силам? – сердито перебила Ада. – Когда гвардия Протектора вошла в зеленую комнату, мне оставалось несколько мгновений, чтобы уничтожить Хоба!

– Я уверен, что тебе такое по силам, но мы не можем этого допустить, Ада, – заявил Коннит. Он хмуро посмотрел на Тайрона, и тот кивнул в знак согласия. – Мы не сомневаемся в твоих способностях, и мне искренне жаль, если я как-то тебя оскорбил, но ты слишком много значишь, чтобы рисковать тобой в логове Хоба. Никто не знает столько, сколько знаешь ты. Пока нам как будто ничто не угрожает из-за Барьера, но все может измениться, и тогда ты будешь нужна как никогда.

Ада вздохнула и склонила голову. Когда она снова подняла взгляд, в ее глазах блестели слезы:

– Ты прав, Коннит. Но я не могу забыть, что сотворил Хоб с Талом на арене. Я хочу отомстить ему за это!

Тал был мужем Ады, и я с ужасом вспоминал его смерть: он упал на колени, и Хоб отсек ему голову. Неудивительно, что Ада жаждала мести. Я сам долго мечтал отомстить и радовался, что буду среди тех, кто отправится атаковать логово Хоба.

Перед тем как солнце скользнуло за горизонт, на востоке начала сгущаться тяжелая туча, и ветер усилился, предвещая дождь.

С наступлением темноты дождь и вправду пошел, барабаня по деревянным домам и колотя в их двери; ливень превратил улицы в грязь, очистил рыночные тротуары и заставил грифов укрыться под брошенными фургонами у края канала, где они сидели нахохлившись, грязные и сердитые.

Тайрон уже вел упряжку быков в зубы шторма, заставляя их двигаться вверх по склону холма, переходившего в еще более крутой подъем к цитадели Хоба.

Мы ехали напрямик тем самым путем, каким двигались с Тайроном в ночь, когда отправились выкупать душу Керна. Всего у нас было четыре фургона, и ни единый проблеск света не выдавал их под проливным дождем.

Сразу за фургонами, закутавшись в темные плащи с капюшонами, ехали конные гентхаи под предводительством Коннита.

Внутренности мои завязались в узел, меня укачивало в фургоне. Мы готовились два дня, и у меня было слишком много времени на раздумья.

Я не сомневался, что Хоб ожидает нашей атаки; его могли даже предупредить, и он будет готов нас встретить. Мы считали, что в бою на арене Хоб сдерживался: его скорость, сила и оружие соответствовали тамошним нормам. Он готовился действовать в рамках тех боев, возможно некоторым образом испытывая себя. Но теперь никаких ограничений не будет.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, и разорванные тучи сдуло за горизонт словно клочки тряпок.

И тогда над землей Мидгарда засияла луна, рогатый месяц, тонкий и ужасный – ясное обещание Волка. Потому что именно грамагандар, Дыхание Волка, даст нам реальную надежду на победу над мириадом сущностей джинна-отшельника.

Вскоре впереди показалась огромная изогнутая стена цитадели Хоба, отражающая лунный свет: огромные каменные блоки за бронзовой пленкой блестели частицами кристаллов. Когда мы двинулись вдоль стены, я заглядывал в каждое из небольших темных отверстий в ее основании. Норы уходили вниз, под цитадель, и ими пользовались слуги Хоба – кисточки, одичавшие создания, скорее животные, чем люди.

Наконец мы оказались перед воротами.

Двое гентхаев останутся охранять фургоны. Результат нашей вылазки был непредсказуем, и нельзя было бросать без защиты то, что поможет нам спастись.

Выпрыгнув из фургона, я ощутил влажную прохладу ночного воздуха; с башен падали мелкие капли – память о недавнем дожде.

Я посмотрел вверх. На этот раз цитадель Хоба не заслонял туман, и в свете луны ясно виднелись тринадцать шпилей. Они были одинаковой высоты, но каждый шпиль был по-своему изогнут и перекручен с таким мастерством, будто тринадцать мастеров в расцвете своего таланта состязались друг с другом. Среди шпилей находились другие сооружения, невидимые из города, – тоже каменные, но изящные, как усики насекомых. Они напоминали сооружения на крыше кри-кора, подземной крепости, где меня сперва заперла Шалатан.

Главное здание, над которым поднимались башни, украшали гротескные изображения: вывернутые шеи поддерживали искаженные скотские лица, с ухмылками злобно смотревшие на нас сверху вниз. Еще я увидел изгибы, коньки и темные ниши, в которых, как мне представлялось, могли притаиться грязные создания, как в пещере на склоне утеса. Ниже находились окна, высокие, заостренные и угловатые; свет прорывался из них словно толчками, как будто его источник то усиливался, то слабел.

Сперва я не мог понять, как я сумел при луне разглядеть столько деталей, но потом понял, что в придачу к мерцающему свету в окнах цитадель сияет изнутри, блестит и мерцает, когда капли каскадом сыплются вниз.

Внутрь вели жутковатые сводчатые ходы, но все они, кроме одного, были перекрыты бронзовыми воротами. Тайрон не однажды посещал логово Хоба и сказал, что эти небольшие ворота никогда не запираются, хотя он понятия не имеет, почему. Их створки были приоткрыты, за ними царила угрожающая темнота со слабым проблеском света, и я понял, что этот тусклый свет – отражение луны на влажных плитках двора.

Ко мне вернулась тревога. Я снова подумал о Хобе, который прожил в Мидгарде так долго, что наверняка учитывал возможность нападения на свое логово. Значит, у него имелся план на случай чрезвычайных событий, какие-нибудь встречные меры, которых не предвидели Тайрон и Коннит…

Я вспомнил слова Пери, что джинны называют Мидгард, землю в пределах Барьера, Дануром – Местом Твари. Я кричал барскам и орлам, что я Тварь из Данура, предположив, что джинны считают нас тварями, возможно, потому, что люди создали и использовали грамагандар. Но вдруг тварью был Хоб: такой опасный и грозный, что джинны заперли и его тоже? Если это так, у нас нет надежды победить.

И какие формы могут принимать другие его сущности? Они не обязательно должны походить на людей.

Прошло несколько минут, пока мы занимали свои позиции. Тайрон знал план этой части логова Хоба. Пятеро из нас должны были, не зажигая факелов, пройти через двор, потом через тоннель и распахнуть одни из широких двойных дверей зала, чтобы дать войти остальному отряду. Вход во двор был очень узким; запертые в этом бутылочном горлышке, мы не смогли бы как следует использовать наши воинские силы.