Валерия Чернованова - Мой (не)любимый дракон [litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Аня, я не знаю, что тебе посоветовать, – устало вздохнула ведьма. – Главное, что бы ни случилось, сохраняй спокойствие. А я буду молиться за тебя Претемной Праматери.

– Ну раз не знаешь, значит, сгинь, нечистая, – буркнула, отворачиваясь от бесполезного псевдопривидения, и таки накрылась одеялом.

Не хочу ее видеть! И слышать тоже не хочу! Стало до противного обидно. Так что даже слезы на глазах выступили. Свою кровиночку утруждать, значит, не желаем. Пусть и дальше сидит себе в безопасности, в теплом гнездышке нашей с Лешей квартиры. Окруженная заботой и любовью чужого мужа.

Моего мужа.

А мной рискнуть – всегда пожалуйста.

Ну так если правда раскроется, я молчать не стану. Сразу все расскажу. Если уж на плаху, то только с Блодейной на пару.

Зря так подумала. Ведьма обладала поразительной способностью угадывать мои мысли. А может, умела их читать. Кто его знает, какими талантами обладают эти загадочные морканты.

– И смотри мне там, помалкивай, – наказала строго, словно отчитывала нашкодившего котенка, нагадившего в ее любимую туфлю. – Иначе…

– Помню, проходили: достанется Леше.

Мысленно послала командиршу в дальние дали. Очень надеюсь, что она и это услышала.

Незаметно в комнату возвратилась тишина, нарушаемая лишь моим неровным дыханием, шмыганьем носа и печальными вздохами. Никогда мне не было так себя жалко и так за себя обидно.

Вот где справедливость? Почему я все время должна отдуваться за бессовестную эгоистку, с которой даже не знакома?! Как же надоело чувствовать себя марионеткой, постоянно дергаемой за ниточки этой гадкой кукловодшей!

Обернувшись, увидела, что ведьмы и след простыл. Обняв подушку, горько всхлипнула. Смахнула слезы, зажмурилась с твердым намереньем сейчас же уснуть и теша себя мечтой, что проснусь в родной, такой любимой спаленке. Под боком у мужа и без мыслей о всяких крылатых айсбергах.

– …Ваша утонченность, ваша утонченность, просыпайтесь, – тормошила меня за плечо Мабли. – Пора собираться.

Кажется, только-только уснула, и вот нужно вставать, готовиться к судному дню.

– Как себя чувствуете?

Я со стоном села на кровати.

– Как невыспавшееся бревно.

Нет, чувствовала себя вполне прилично. Голова больше не кружилась, и виски не кололо тысячами игл. Но спать хотелось неимоверно.

– Заснули с брошкой? – От мисс Глазастость не укрылось приколотое к кружеву сорочки зачарованное украшение.

– Ты же сама просила с ней не расставаться. Дабы, цитирую: «Не обидеть наследника».

– Ну ночью-то можно и расстаться, – глубокомысленно изрекла девушка.

– Не умничай, – посоветовала всезнайке и спросила, силясь подавить зевок: – Чего так рано?

Интересно, кому так не терпится: мертвым или живым?

Лучи восходящего солнца только начали окрашивать комнату в розовые тона, бликами скользили по стенам, путаясь в вышивке гобеленов.

– Не знаю. Сказали, через полчаса выезжаем.

Хорошо хоть не вылетаем.

Мабли помогла мне облачиться в светлое с завышенной талией платье, по подолу расшитое жемчугом. Заплела волосы в толстые косы, скрутив их в модные здесь валики. Как по мне, немного смешная прическа, зато под волосами уши не мерзнут. Далее шел замысловатый головной убор, тоже щедро усыпанный жемчужинами и увенчанный серебряным полумесяцем. По мановению руки девушки мое лицо окутало невесомой вуалью. Темная широкая накидка и бархатные перчатки довершали образ невесты его великолепия.

В данный момент самой несчастной из всех его избранниц.

Несмотря на то что Мабли знала свое дело и уложилась в каких-то четверть часа, превратив меня из пугала, всклоченного и заспанного, в бледнолицего ангела, в холл я спустилась последней. Остальные алианы, немного перевозбужденные, взволнованные из-за предстоящей встречи с покойницами, разбившись на группки, о чем-то негромко переговаривались.

Его великолепие тоже поднялся ни свет ни заря, дабы препроводить нас к своим вельможным родственницам. Именно его холодный, пронизывающий, как будто проникающий в меня и сквозь меня взгляд я ощущала на себе все то время, пока спускалась по лестнице, покрываясь инеем и леденея.

Удивительно, как ногу не подвернула и кубарем не покатилась по ступеням, ведь не менее пристально, а еще зло и с явной долей ревности, на меня смотрела Керис. Добавить к этому плотоядный интерес драконьей липучки по имени Игрэйт, привычно крутившейся возле кузена, а в довершение ко всему Крейна, которого заметила среди стражников их светлости и великолепия, и можно смело делать вывод, что это самое паршивое утро из всех, что мне довелось пережить на Адальфиве.

Простучав каблуками по ступеням, я опустилась пред ясными драконьими очами в глубоком реверансе. Почувствовала, как сердце – нет, не пускается вскачь, как это было раньше, от его близости, в его присутствии, – но все равно предательски замедляет свой ритм, почти переставая биться. А потом и вовсе замирает, когда моего слуха достигает глубокий, чуть хрипловатый, обволакивающий разум голос:

– Доброе утро, эсселин Сольвер.

То ли Герхильд меня обманул и толку от этой булавки, как лысому от расчески, то ли… О втором «то ли» я категорически запрещала себе думать.

Князь Темнодолья тоже что-то говорил. Кажется. Я вроде бы слышала его голос – настырное жужжание мухи. И алианы, не замолкая, приглушенно перешептывались. А в моем сознании, наслаиваясь на этот ненужный гомон, по-прежнему отголосками звучало приветствие Скальде.

Вот ведь дурацкое наваждение.

– Ну наконец-то! – и не подумала церемониться со мной эссель Тьюлин. Нетерпеливо дернула меня за локоть, заставляя покончить с реверансом, прогоняя истому, предательски охватившую тело.

Тоже дурацкое. И я глупая. Боюсь поднять голову, чтобы снова не угодить в ловушку холодных глаз, и вместе с тем хочу его увидеть. Не украдкой, из-под опущенных ресниц, как сейчас. А чтобы глаза в глаза, чувствуя, как становится жарко от его льда.

Точно наваждение.

Это раньше я могла себя оправдывать, сваливая все на привязку. А теперь? Кого ругать теперь? Только саму себя.

А ведь рядом Крейн – мужнин двойник. Как ни странно, живой и вполне себе невредимый. Но его отчего-то больше не тянуло отыскать взглядом, задержаться на мужественном лице на секунду или две.

– Пойдемте скорее. Дорога предстоит длинная, – ворчливо проговорила эссель Тьюлин, и алианы гуськом последовали за ней и молчаливыми мужчинами.

Моим надеждам на наземное путешествие не суждено было сбыться. Пришлось переносить воздушное, нервно царапая ногтями бархатную обивку сиденья. Кусать в волнении губы и отчаянно молиться всем богам, местным и иномирным, о благополучном исходе этого головокружительного (и тошнотворного) полета.