Кристель Дабо - Память Вавилона [litres]

– Я искренне признательна за данную мне возможность стать частью «Дружной Семьи». Здесь я получила солидное образование, позволившее мне не только усовершенствовать мое семейное свойство, но и расширить мои познания. В благодарность я прилагала все усилия, чтобы достойно трудиться в группах чтения. И постаралась оправдать оказанное мне доверие, взяв на себя работу курсантки Медианы в Секретариуме.

Офелия откашлялась и выпрямила спину, чтобы набрать в грудь больше воздуха. Ей нельзя потерпеть поражение из-за тихого голоса. Сегодня ее непременно должны услышать.

– За время стажировки я твердо запомнила, что предвестник не ждет, когда информация придет к нему, – он должен искать ее сам. И я это сделала. Я обнаружила, что в Мемориале сожгли уникальные издания, и начала расследовать причины такого поступка. Курсант Октавио помогал мне. Мы предположили, что профессор Вольф сможет прояснить некоторые вопросы, относящиеся к нашему расследованию. Дома мы профессора не застали. И в поисках его случайно наткнулись на Бесстрашного-и-Почти-Безупречного.

Офелия говорила чистую правду, только о самом важном предпочла умолчать. Она не слишком доверяла Леди Септиме, чтобы пускаться в откровения. Однако, если судить по легкому подергиванию век преподавательницы, рассказ курсанта Евлалии удивил ее.

Со слоновьей медлительностью леди Елена развернула свое кресло к Леди Септиме.

– Так и есть? Книги бросили в огонь? Но разве сжигание книг не противоречит самой цели существования Мемориала?

– Я ничего не знала, – неохотно ответила Леди Септима. – Но это никак не извиняет ваших поступков, курсант Евлалия. Вам следовало прийти и посоветоваться со мной.

Офелия переступила с ноги на ногу, желая услышать, как зазвенят крылышки предвестницы у нее на сапогах.

– Мы не имели необходимых доказательств. Поэтому хотели сначала докопаться до истины. Как вы нас учили, профессор.

Офелия испытала истинное удовлетворение, поняв, что сумела обернуть против Леди Септимы ее же собственные наставления. И девушке показалось, что, несмотря на многочисленные сверкающие золотом галуны формы, свет, исходящий от Леди Септимы, слегка померк.

Леди Елена расплела свои бесконечно длинные пальцы, взяла со стола ручку и что-то записала.

– Курсант Евлалия остается. Она имеет право присутствовать на присуждении степеней вместе со всеми остальными курсантами и будет участвовать в конкурсе наравне с другими. Однако, – продолжила леди Елена, когда Офелия уже собралась благодарить ее, – гордыня и отсутствие здравомыслия, проявленные ею в этом деле, не согласуются с тем, чего я жду от своих предвестников. Поэтому курсант Евлалия наказана и до дня церемонии проведет время в изолярии. Я лишаю ее возможности общаться с кем-либо, а в личном деле приказываю сделать запись о неподобающем поведении. Изолярий – идеальное место для размышлений. Воспользуйтесь пребыванием там, чтобы обдумать ваши поступки, курсант, – завершила леди Елена замогильным голосом.

Офелия уже не слышала ее. Кровь молоточками стучала в висках, а перед глазами стояла торжествующая улыбка Леди Септимы.

Офелия никогда не бывала в изолярии, однако много о нем слышала. Это место, считавшееся самым страшным в Школе, предназначалось для укрощения строптивцев. Говорили, что час в нем тянется как день, а длительное пребывание сводит с ума. Офелия сомневалась в его существовании, но теперь сомнения исчезли. Элизабет вела ее в самую глубь сада, туда, где все сплошь заросло лианами. Они подошли к статуе женщины с головой слона, сидевшей в позе лотоса. Громадные размеры статуи позволяли деревьям прорастать в потрескавшемся камне, оплетая его кручеными корнями. Взойдя по ступенькам на пьедестал, Элизабет носком сапога расчистила колючки. Стала видна круглая крышка люка.

– Открывай, курсант Евлалия. Такова традиция.

Офелия легко повернула скобу. Вероятно, ее сделали из какого-то неокисляемого алхимического сплава, потому что, несмотря на явную древность, она не оказала никакого сопротивления. Зато поднимать крышку пришлось с огромным трудом: та была чуть ли не тяжелее самой Офелии! При виде мрачного колодца, уходившего на много метров в глубину каменного пьедестала, очки девушки побледнели.

– Мне и вправду нужно туда спуститься?

Офелия не столько спрашивала, сколько убеждала саму себя. Она знала, что у нее нет выбора. Оспорить приговор Духа Семьи означало оказаться вне закона.

Элизабет принесла с собой корзиночку с сухофруктами. Подержав ее несколько мгновений над открытым люком, она разжала пальцы. Ивовая корзинка так громко ударилась о дно, что звук эхом вылетел из колодца.

– Внизу ты найдешь достаточно воды и света. По крайней мере, так говорят. Лично мне не довелось там побывать. В конце недели я приду, чтобы отвести тебя на церемонию. Постарайся экономно расходовать еду, больше никто тебе ничего не принесет.

Офелия подумала, что сейчас Элизабет добавит свое неизменное «Ладно, я пошутила», но та и не думала шутить. Мысль о том, что придется несколько дней провести в одиночестве на дне колодца, вызвала у девушки приступ клаустрофобии.

– Не могли бы вы… не могли бы вы рассказать о моем положении Лорду Генри?

– Не волнуйся за него, курсантка. Он найдет тебе замену, как нашел замену Медиане.

Офелия постаралась не показать, как ей горько слышать такие слова.

– По-вашему, у меня есть шанс все же получить степень виртуоза?

– Не думаю.

Офелия так и не сумела привыкнуть к извечному нейтралитету Элизабет, но сегодня ей особенно хотелось, чтобы та ему изменила. Когда девушка спускалась по ступенькам в колодец, Элизабет, заправив за уши волосы, наклонилась над люком и громко произнесла:

– Но я верю в леди Елену. И тебе тоже советую.

Веснушки и голос Элизабет стали последним, что увидела и услышала Офелия; миг спустя люк с грохотом закрылся. Щебет птиц, крики обезьян и стрекот насекомых уступили место гробовой тишине. Сердце Офелии глухо забилось: страх неумолимо овладевал всем ее существом.

Девушка не хотела оставаться здесь одна.

Она боролась с желанием колотить по люку, умоляя Элизабет открыть его. Потом глубоко вздохнула. Воздух оказался не слишком свежим, но дышать было можно. Разжав пальцы, вцепившиеся в последнюю лестничную перекладину, она осторожно поставила ноги на твердое дно колодца.

Несколько ламп с Гелиополиса озаряли помещение холодным светом. Изолярий представлял собой комнату с минимумом необходимых удобств: унитаз, душ без занавески, раковина, аптечка, матрас и зеркала. Много зеркал. Каждая стена – зеркало. Потолок – зеркало. Даже пол зеркальный. Когда Офелия подняла корзиночку с сухофруктами, которую сбросила вниз Элизабет, ее движение отразилось бессчетное число раз. Она видела себя с лица и со спины одновременно, ее отражение дробилось, повторялось и разбегалось. Замкнутое пространство исчезло. Она стояла в центре разветвленного туннеля, населенного тысячами других Офелий. И не могла убежать ни от одной из них.