Дэйв Хатчинсон - Осень Европы [litres]

Сытый по горло, он поднялся на двадцатый этаж Корпуса 1 и обратился к доктору Року.

– Ничего удивительного, – сказал доктор Рок. – Ты практически не спишь, не ешь нормально, а враги хотят тебя убить. Небольшая паранойя в порядке вещей.

Капитан Тодт неловко поерзал на стуле в приемной врача – бывшем парикмахерском салоне.

– Можешь что-нибудь от этого прописать?

– Думаю, да. Только ты, скорее всего, не сможешь потом нормально функционировать несколько дней.

– Иди в задницу.

– И ты иди в задницу, Капитан. – Доктору Року было шестнадцать лет, его лицо пылало от прыщей. Он достал косячок и закурил: единственный врач в корпусе – запрет употреблять наркотики на посту его не касался. Только так он мог продолжать работу. – Другой вариант – я предлагаю тебе отпуск.

Капитан фыркнул:

– На Мальте?

По какой-то причине доктор был одержим Мальтой. Сейчас же он затянулся травкой, подержал дым наверняка дольше, чем было разумно для здоровья, и выдохнул.

– Бывают места и похуже.

– Раз уж я здесь, докладывай о ситуации.

Доктор Рок откинулся на спинку и закинул ноги на стол.

– Кончилось все. Конец доклада.

Капитан невозмутимо посмотрел на доктора. Тот вздохнул.

– Перевязочные пакеты, – сказал он, – нет ни одного. Мы рвем и кипятим футболки, чтобы были стерильными. Антибиотики. Практически нет. Хирургические нитки – ну, скажу так, я очень надеюсь, что операция никому не понадобится. Болеутоляющие. Нормируются. Обезболивающие. Тоже.

– Принято к сведению. Что о среднем уровне здоровья населения?

Доктор посмотрел на него.

– Когда мы в последний раз так сидели и беседовали?

– На прошлой неделе.

– Ну, с того раза ничего не изменилось, Капитан, – он снял ноги со стола и придвинулся вперед. – В скором времени ожидаю цингу. Чудо, что у нас еще нет тифа и холеры, но когда они начнутся, пронесутся по корпусам, как пожар через сухой эвкалиптовый лес. Лобковые вши – на уровне эпидемии. Отмечаю много жалоб на раздражение кожи, бессонницу, вспыльчивость, беспокойство… – он вздохнул. – Все это слишком затянулось. Люди болеют просто оттого, что сидят здесь взаперти. Рано или поздно начнутся случаи рахита у детей, и тогда, дорогой Капитан, я умываю руки.

Капитан Тодт долго вглядывался во врача. Несмотря на молодость, доктор Рок был более чем компетентным медиком. Он с наспех сбитой командой медсестер работал без устали.

– Нам нужен последний решительный удар, – сказал Капитан. Доктор ответил изможденным взглядом.

– Я не могу ничего поделать с последствиями любого удара, Капитан. Ты что, не слушал? Мы дошли до стадии, когда даже такая ерунда, как воспаление аппендикса, будет смертельной, просто потому, что я не могу провести операцию или назначить даже самый элементарный послеоперационный уход. Если ты планируешь какой-то удар, то постарайся, чтобы никого из наших не задело, – он затушил косяк в старой жестяной табачнице на столе. – И лучше победи.

Его обед – один-единственный братвурст, который он съел за своим столом и запил новой чашкой кофе. Запасы еды были на исходе: прошло уже много дней с тех пор, когда он мог отправить кого-нибудь за продовольствием. Сосиска была низкого качества. Один из поваров знал английский и шутил при Капитане, что они дошли до «worst of the wurst» – «худших из вурстов». Капитан пометил себе назначить его в бригаду рабочих.

Он доел сосиску, допил кофе, затем выпрямился за столом и сказал:

– Я знаю, что ты здесь. Покажись, – можно сказать, это был абсурдный блеф.

Но он был вознагражден. Тень в углу комнаты зарябила и задрожала, и внезапно там оказался человек, одетый как будто в лохмотья и необычный мотоциклетный шлем. Он поднял руку, и из складок лохмотьев показался ствол маленькой полуавтоматической винтовки.

– Не двигаться, – тихо сказала фигура. – Ни звука.

Капитан сидел на месте и готовился умереть.

– Флориан Грубер, – сказала фигура. – Именующий себя Капитан Тодт.

– Да, – сказал Капитан Тодт.

– Меня прислали помочь тебе сбежать отсюда.

Капитан переварил сказанное. Оказывается, он пока что не умрет.

– Если ты шеф, ты опоздал больше чем на год, – сказал он.

Незнакомец снял шлем, открыв лицо молодого человека с растрепанными русыми волосами.

– Что?

Сразу после начала гражданской войны, через день или два, был момент, когда он поверил, что проиграет, и Курьеры, казалось, предложили реальный выход. Он не чувствовал никаких угрызений: чтобы наконец победить Двадцатку, ему нужно было выжить, восстановиться и перегруппироваться.

Плавун советовал проявить терпение.

– Давай я все устрою, Флориан, – сказал он. – Я знаю, как это делается.

И тогда Плавун вышел на связь и все организовал, и Капитан Тодт все ждал и ждал, а Курьеры так и не появились – зато появились первые победы. Теперь он и сам мог бы исчезнуть из Муниципалитета в любое время. Он думал, что сможет даже перейти границу Великой Германии со Швейцарией, где у него была семья. Мысли о дерзких побегах при помощи Курьеров давно вылетели из головы. И вот теперь один из них стоял перед ним.

– С тобой хочет поговорить Плавун, – сказал он. Курьер поднял оружие.

– Я хочу знать, что происходит.

– Плавун тебе все объяснит. Можно мне встать? – когда Курьер не ответил, Капитан добавил: – Мне достаточно только повысить голос, как сюда ворвется дюжина вооруженных мужчин и прикончит тебя.

– Если только я не убью тебя раньше, сволочь.

Капитан пожал плечами, но все равно встал.

– Вы должны были прибыть больше года назад. Что случилось?

– Меня отвлекли. Кто такой Плавун?

– Я отведу тебя к нему. Хотя сперва тебе стоит… снова исчезнуть. Мне будет трудно объяснить твое появление.

Курьер задумался. Затем вернул шлем на голову, как будто пожал плечами и снова растворился в тени.

– Я иду рядом, – произнес голос из угла комнаты.

– Хорошо. Прошу, следуй за мной.

В самом сердце Корпуса 2 находился зал. Раньше здесь располагался центр отдыха – достаточно большое пространство для праздников, танцев и тому подобного. Капитан приказал укрепить его до такой степени, что некоторым из его людей это казалось нелепым. Вдоль существующих стен и на полу проложили новые ряды армокирпича и бетонных блоков. На все плоские поверхности прибили плотные листы пластика и закрасили толстым и долговечным слоем белой краски. А затем в свежеокрашенное и фактически непроницаемое помещение установили Плавуна.

Он лежал посреди зала в стеклянном резервуаре, заполненном чистым медицинским гелем. Почти каждый дюйм его тела покрывали ужасные ожоги, а вдоль стены выстроились машины, устройства и цистерны с жидкостями и газами, которые поддерживали в нем жизнь: по полу всюду бежали прозрачные пластиковые трубки. На его лице была громоздкая маска, подающая обогащенную кислородом жидкость в его изувеченные легкие.