Николай Липницкий - Фермер особого назначения

— А ты не знаешь, где наша база.

— Ты скажешь. Никуда не денешься. Что вам от того человека надо было?

— Он ювелиркой занимался. В райцентре ювелирный магазин держал. А когда зомбаки появились, он всё золото собрал и к родне в эти края подался. Мы так и не добились, куда он его спрятал.

— Что? Вокруг неизвестно что творится, а вам золото подавай? Вот вы точно психи! Ладно. Держи палочку, рисуй на земле, как к вам добраться, — я развязал Кресту руки и сунул ему обломок ветки.

Крест старательно вычертил на земле схему, пояснил мне, где и что находится, с надеждой посмотрел на меня и посерел, увидев направленное на него дуло «Сайги». По-моему, он даже сказать что-то хотел, но я слушать не стал и нажал на спусковой крючок.

— Паша! Как там твой пленный?

— В себя пришёл. И, кажется, обделался, когда выстрел услышал.

— Это плохо. Нам вонючие обделавшиеся пленники не нужны.

Морщась от вони, я по-быстрому допросил Гарика, убедился, что Крест не соврал и пристрелил и его. Вообще-то, я планировал взять пленного с собой на базу. Там бы он на месте показал, что, да как. Но ехать с таким обделанным и вонючим в одной машине не хотелось. Потом я пробежался по трупам и проверил всех. Того, с вертикалкой я завалил качественно, а первый умер сам. Я и не заметил, как он выть перестал. Не до того было. Собрав всё оружие и боеприпасы, мы покидали их в УАЗик, сами прыгнули в него и поехали на хутор.

У ворот, с тревогой на лицах, стояли женщины. Оно и понятно. Если бы мы не справились, им и надеяться не на что было бы.

— Всё, граждане женщины, — провозгласил я. — Наши победили. Так что тревоге отбой. Занимайтесь детьми. Баньку затопите, что ли. И, ещё, машину мою разгрузите. Там шмотки, обувь, ну и медикаменты. Света, посмотри там, что за лекарства. И в спортивной сумке препараты группы «А». Их сразу в сторону. Чтобы кто из детей не дотянулся.

— А вы?

— А мы сейчас в одно место прокатимся. Надо уже до конца доделать, чтобы жить спокойно.

— Вы поосторожнее там, — с тревогой пожелали нам женщины.

Волнуются. Это хорошо. Хоть ценить будут. За себя-то я не переживаю, а вот за Павлика обидно. Отмахнулись от пацана, как от мухи надоедливой.

— Дядя Серёжа! — позвал Паша.

— Что?

— Можно я за руль сяду?

— А ты умеешь?

— Ага. У папы тоже УАЗик был. Правда, не такой красивый. Я ездил на нём по просёлкам. Там гаишников нет, а участковый, если поймает, только поругается и всё.

— Ну, садись тогда. Гаишников, я думаю, в обозримом будущем мы вряд ли увидим. Штрафовать нас некому. А мне свободные руки нужны. Только мои команды выполнять моментально. Скажу — гони, ты газ до полика и вперёд. Скажу — стоп, ты по тормозам без всяких вопросов.

— Слушаюсь! — засиял Пашка и прыгнул на водительское место.

Эти вольные стрелки, а попросту бандиты, под базу облюбовали себе бывшую МТС. Место, в принципе, неплохое. П-образное строение барачного типа, где раньше были мастерские, две смотровые ямы и стоянка техники под навесом. Всё это было обнесено местами заваленным бетонным забором. За забором ржавели два скелета, в которых можно было узнать ДТ-75 и Беларусь, а под навесом на территории рядами стояли трактора, сеялки, косилки, жатки и что-то там ещё. Богатая была МТС. Благодаря обилию техники на территории, туда можно было пробраться незаметно, что мы и сделали, оставив УАЗик в лесу. Пашке я дал АКСУ с оставшимися двумя магазинами, попутно чертыхнувшись, что этот Гарик извёл столько патронов, стреляя в белый свет, как в копеечку.

Мы сидели за предпоследним рядом техники и наблюдали за тем, как двое парней, загнав на смотровую яму Гелендваген, ковыряются у него под днищем. Вроде как уже можно было начинать, если бы не вопрос: куда делся третий? Поэтому просто сидели за гусеницами ДТ-100 и слушали.

— Ты что, нормально держать не можешь? — горячился один из двоих, высокий мосластый парень.

— Да держу я. Ты нажимай плавнее, что ты рвёшь-то?

— Нормально я нажимаю. Просто ты дохляк.

— Ты, Лобан, за базаром следи.

— А что я сказал такого, Михась? Если у тебя сил ключ держать нет, не дохляк ты, что ли?

— У меня сил хватит тебе зубы по одному повыбивать. А потом руки переломать, чтобы ты ими пытался зубы с земли собирать. Проверить не хочешь? Может, выскочим один на один?

— Да ладно тебе. Разошёлся. Уж и пошутить нельзя.

— Я же говорю: за базаром следи.

— Блин! Как третьей пары рук не хватает. Сейчас бы вот с этой стороны ещё подпереть, всё в цвет легло бы.

— А нечего было Тетере подливать. Это у тебя глотка лужёная. Сколько бы не выпил, на утро как огурчик. А Тетеря дня два, после такого количества выпитого, отходить будет.

— А я что, ему жгут на горло наложу? Тетеря — человек взрослый. Сам должен понимать, сколько пить ему.

А это уже интересно. Значит, Лобан с Михасем здесь, а Тетеря где-то спит мертвецки пьяный. Это хорошо. Завалить этих двоих — хлопот много не доставит. Потом можно будет этого Тетерю найти и упокоить, даже не приводя в сознание. Нам не нужны бандиты у себя в тылу. Знаком показав Пашке, чтобы прикрывал меня сзади, я осторожно подобрался к яме и, практически в упор расстрелял из «Сайги» обоих бандитов. Остался Тетеря. Где бы он мог быть? Я оглядел территорию и увидел административное здание МТС, притулившееся к мастерским слева. Судя по шторам на окнах и висящем на гвоздике, вбитом в опору навеса, дождевику, здание должно быть жилым.

Так же приказав Пашке страховать тылы, я осторожно подошёл к зданию, поднялся по крыльцу из трёх ступенек и открыл дверь. На меня двумя чёрными тоннелями в преисподнюю глядели дула двустволки горизонталки, а над ними, словно размытое, плавало заплывшее от беспробудной пьянки лицо с полузакрытыми глазами. Потом было пламя, раскалённый удар в грудь, мой полёт спиной вперёд и бледное сосредоточенное лицо Пашки, долбящего из автомата куда-то в одну точку. И темнота.

В себя я пришёл от тряски, отдающейся невыносимой болью в моей груди. Я полулежал на переднем сиденье УАЗика, а рядом, судорожно вцепившись в руль и плача, Пашка шурудил рычагом коробки передач, явно пытаясь заставить машину ехать быстрее, чем она может. Дышать было тяжело и больно, в груди сильно пекло, а голова гудела, словно колокол. Потом опять темнота. В следующий раз, когда я на пару минут вынырнул из темноты, я увидел склонившееся надо мной лицо Светланы, что-то мне пытающееся сказать. Попытка прислушаться меня чрезвычайно утомила, и я опять провалился в небытие.

Более-менее я стал приходить в себя и даже пытаться разговаривать, примерно через неделю. И все это время, выныривая из забытья, я видел рядом с собой тоненькую фигурку Светы, или её осунувшееся усталое личико. Недели через полторы я, наконец, смог принять в постели полу сидячее положение, а через три недели попытался сделать первые шаги. Как оказалось, всё это время я провёл в доме у девушки, где рядом со мной она, посменно с Пашкой, дежурила круглосуточно. Да и Таня с Сашей помогали, как могли.