Фрэнсис Хардинг - Остров Чаек

Хуже всего было то, что показала семилетняя дочка домоправительницы, работавшей у пропавшего купца.

…а потом я услышала скрип, как будто дверь отворилась, и вот я спустилась закрыть ее, чтобы крысы не пробрались в дом, и увидела великаншу, у которой вместо волос были змеи, а в руках дубина, но она сказала, что она просто кошмар, и что мне надо вернуться в кровать и проснуться…

Местные власти из показаний выводов не сделали и, судя по всему, поверили, что девочке и правда привиделся кошмар. Однако Камбер смекнул, что к чему.

Плясунья. Это дело рук Плясуньи, а значит, «Возмездия». Но как они узнали, куда бить?

«Кто-то где-то меня видел. Все же мой палец оставил отпечаток, моя нога – оставила след.

Меня заметили».

Прокатившись по разуму Камбера, эта мысль принесла с собой чувство, что надвигается нечто знакомое и неотвратимое.

То же самое он испытал, узнав, что леди Арилоу, которую Джимболи назвала кашеголовой Скиталицей, сбежала из бухты Плетеных Зверей. Это же чувство пронзило его, когда он обнаружил, что бежала она не вдоль Обманного Берега, а осмелилась идти по вулканам и позже внезапно объявилась в Гиблом Городе. Чувство, будто ударился о стену чужой воли.

Камберу стоило огромных трудов внушить Острову Чаек жуткую мысль о коварном заговоре хитроплетов. Он представил леди Арилоу как расчетливого лидера, а после и «Возмездие» – как ее скорпионий хвост, которым она без предупреждения бьет из тьмы. И вот он столкнулся с пугающей возможностью того, что все и в самом деле обстоит так.

Были и еще тревожные сообщения. Целые деревни хитроплетов исчезали чуть ли не в одночасье – до того, как туда успевали добраться ловчие. Ходили слухи о тайной тропе, по которой хитроплеты, не дрогнувшие перед грозными вулканами и джунглями, незамеченными покидали Обманный Берег и шли на восток. Если так, то хитроплеты, похоже, подыскали себе крепость, где леди Арилоу собирает сторонников.

Хитроплеты. Пытаться ловить их – все равно, что стараться ухватить клубок угрей. Скользкие, непостижимые, невероятно увертливые. Даже их имена не передаются на бумаге, ведь они – лишь напевное подражание естественным звукам, которые не полагалось записывать: нельзя было переживать тех, при ком их называли.

Что же делать? Ударить в ответ. Сильно. Избавиться навсегда от этого чувства, что, возможно, за ним – даже за ним, Камбером, – наблюдают, что его видели.

Камбер наскоро набросал письмо, а на следующий день на чердак влетел голубь с ответом. Написанное небрежно, в потеках чернил, письмо было покрыто отпечатками лапок мерцунки.

Господин!

Я сделала, как вы велели, сказала синему человеку отыскать след хитроплетов, идти за ними на восток до тайного укрытия. Нашли семью, что пробиралась джунглями, спешить и стараться не пришлось. Было просто – как устрицу из раковины высосать. Они нас даже не заметили. Привели прямиком назад в Город Зависти. Одно словечко – и мы с Риттербитом займемся уборкой. Жду приказаний в Пальмах на дороге в Город Зависти.

Он еще дочитывал первое письмо, когда на жердочку рядом с голубем сел второй. Послание он тоже принес неподписанное, однако и эту руку Камбер хорошо знал.

Достопочтенный господин!

Вы пообещали, что от меня более ничего в будущем не потребуется и что никто из моих знакомых не останется при своем имени. И то, и другое оказалось неправдой. Вновь вы просите стать вашим соглядатаем и найти следы присутствия хитроплетов в Городе Зависти. И вот, взявшись за дело, я обнаруживаю односельчанина – живой и невредимый, он бродит по кварталу ремесленников на пару с мальчишкой, который носит печатный перстень самого губернатора.

До меня дошли слухи, будто бы они поднимались на склон Камнелома и говорили там с кисляками. Более того, внезапно все прознали о забвенчиках в школе Маяка.

Что еще хуже, поговаривают, будто градоначальник собирает под боком хитроплетов. Якобы готовит из них личную гвардию. Если кто-нибудь догадается о моем происхождении, меня тоже вовлекут в этот Резерв. Переведите меня в другое место. Взываю к вашей чести и слову.

Выходит, в Городе Зависти хитроплеты и нашли опору. А самое страшное, что его градоначальник вступил в игру и оказался на стороне хитроплетов. Вот это удар.

Как такое могло произойти? Что такого рассказали градоначальнику, раз он занял сторону хитроплетов? Камбер мог бы донести на градоначальника, который мешает пеплоходу, игнорируя официальные эдикты, выпущенные Минхардом Проксом, но если леди Арилоу и правда открыла ему нечто изобличающее убийц, то и губернатор обратится к властям, выдвинув против Камбера собственные ошеломляющие обвинения.

Камбер со вздохом одолжил у Прокса немного бумаги и написал ответ на первое письмо.

Затем прошел к карте острова и некоторое время внимательно в нее вглядывался. Большим пальцем заслонил Город Зависти, прикидывая, как будет смотреться карта без этого города.

«Все делается из строгой необходимости, – напомнил он себе, – ради блага нашего острова». Повинуясь привычке, он принялся протирать перья, раскладывая бумаги в том же порядке, в каком их оставил Прокс, уничтожая малейшие следы своего присутствия.

Возможно, у хитроплетов все же есть, чему поучиться. Разве они не стараются не оставлять следов, чтобы потомки их не запомнили? Какие-то подвиги жили в легендах, но имена самих героев забывались. У Камбера имелась своя теория о том, что со временем все такие легенды превращаются в мифы о Когтистой Птице. Когтистая Птица – никто, он – тысяча мужей, он – последнее пристанище всех легенд. Но ведь и он, Камбер, занимается чем-то очень похожим.

Остров Чаек изменится, – уже меняется – и Камбер решил, что вся слава достанется Минхарду Проксу. Камбер сам себя удивил, проникнувшись к молодому человеку искренней симпатией. Есть такое величие, размышлял он, которое приходит лишь к тем, кто видит не все. Разум Прокса цеплялся за порядок, за мир аккуратно уложенных салфеток, регистров и должных титулований при встрече с герцогинями. Его прислужники – бумаги, по его приказу они встают на задние лапы и кружатся.

Манипулировать его разумом было одно удовольствие – такое странное сочетание огня и утонченности, логики и безумия.

«Я не должен оставаться в истории», – подумал Камбер, и эта мысль наполнила его тоскливым спокойствием.

Этой ночью луна застала изможденного наездника по дороге в Город Зависти. Его круглое и обычно светлое лицо было отмечено пятнами сходящих синяков и следами усталости.

Томки проезжал мимо одной халупы, когда его внимание привлек хор воркующих голубей. Внутри хижины, сообразил Томки, сидело множество птиц, клевавших деревянную решетку фасада. Стоило мельком подумать о жареном голубе, как вдруг раздался долгий свист, и Томки понял, что не один. К нему по склону спускалась неряшливая и очень гибкая женщина, с листом пергамента в руке.