Фрэнсис Хардинг - Остров Чаек

А потом ужас и беспомощность, не дающие дышать, прошли от единственной мысли.

Арилоу. Уиш наверняка в этом доме – как и сестра Хатин.

Хатин прокралась мимо дерущихся мстителей, шмыгнула в дверь, которая тут же захлопнулась, сбив ее с толку и перекрыв дневной свет. Она прищурилась, пытаясь освоиться в темноте, и обнаружила, что Арилоу поблизости нет, а еще… что комната, в которой она оказалась, расположена на дне моря.

Сквозь крохотные витражные оконца с синими стеклами внутрь лилось сумрачное свечение, как под водой. На полках вдоль стен поблескивали искусно выделанные розово-золотые раковины. Прямо перед Хатин лежала черепаха, чей панцирь напоминал сверкающую мозаику. Над головой парили радужные косяки рыб-ангелов и флейторыл с надутыми губами. Рыбы висели неподвижно, будто прятались от сильного течения.

Потрясенная Хатин могла лишь гадать, какая магия правит здесь, но тут разглядела ниточки, на которых висят косяки, и что панцирь у черепахи – из дерева. Еще фигуры, еще подношения мертвым.

В груди сдавило; дрожащими пальцами Хатин извлекла нож из скрытых ножен. Нет больше времени на подготовку. Нет больше времени становиться той, кем все хотят ее видеть, – убийцей. Она обещала самой себе отнять у предателя имя, а предатель – он где-то здесь. Как и Арилоу.

Хатин осторожно пошла через заваленную поделками мастерскую. Верстаки в тени, наковальни… Арилоу наверняка захватили в заложники, и голос она подать не может, потому что ее рот крепко сжимает ладонь Уиш…

Из дальнего конца комнаты долетел некий звук, похожий на шелест плетеных сандалий о камень. Схватив искусственную рыбу-меч, ужасно похожую на живую, Хатин обернулась.

У противоположной стены стояло огромное дерево кремового коралла. Сквозь переплетение веточек прямо на Хатин взирало окутанное тенями лицо. Узнав его, Хатин внезапно перенеслась обратно в бухту Плетеных Зверей.

Как наяву услышала шелест волн. Нахлынут: уи-и-иш-ш-ш и отойдут…

…Ларш-ш-ш.

Бедняжечка Арилоу очень старалась. Открыла рот, чуждый хитроплетскому, и извлекла звук прибоя. Феррот услышал то, что хотел услышать, Хатин – то, во что боялась поверить, и оба подумали об одном. Но это оказалась не Уиш, это был Ларш, который сейчас засел в коралловой пещере, словно рыба-скорпион, и следил за Хатин немигающим и неприветливым взглядом.

Выждав немного, предатель вышел из-за своей коралловой ширмы. Ни дать ни взять истинный торговец: темно-синий камзол, слабые глаза, обрамленные воспаленными веками, скрываются за стеклами в проволочной оправе, отпущенные и навощенные усы завиты у кончиков. Он вроде бы даже камни из зубов вынул, но все равно это был Ларш-рыбодел, с которым Хатин в ночь, когда пришел туман, делилась секретами.

Нахлынули воспоминания. Ларш, в одиночестве стоящий на пляже, отпускает из клетки голубя. Не из жалости или доброты. Нет. Эти птицы относили его секретные донесения тому, кто спланировал убийство всех, кого Хатин знала.

Наконец и Ларш узнал Хатин. Маскировка ее не спасла.

– Где Арилоу? – Голос Хатин прозвучал неожиданно громко и звенел, как струна, по которой водят смычком.

Ларш сперва вздрогнул, но когда эхо умолкло, он как будто расслабился. Наверное, ждал, что Хатин станет звать на помощь. Наверное, в его глазах она сейчас сжималась, становясь маленькой девочкой, на лбу у которой – отметина неспокойной воды, и которая, спотыкаясь, вошла к нему в мастерскую, одна.

– Прошу, опусти это, – спокойно произнес Ларш, кивнув на рыбу.

– Где Арилоу?

– Вот уж не ждал, что ты когда-нибудь закричишь. Тебе не идет. Страшной становишься.

Горе – вот что страшно. Гнев – страшен. Страх – страшен.

– Это я из-за тебя страшная, дядюшка Ларш.

– О, я с тобой не в ссоре, доктор Хатин. – Он коротко и устало вздохнул. – В иное время я был бы рад видеть тебя живой.

За стенами послышалось шипение малой волны, переходящее в грохот. Снаружи небо объявило войну земле и сбросило на нее миллион копий дождя. Шум этот настолько поглотил Хатин, что она не слышала даже собственных слов.

– Что? – Ларш передернул бровями. – Что ты сказала?

Дрожащим голосом, дабы придать себе сил, Хатин шептала имена Плетеных Зверей: мама Говри, Эйвен, Лоан, бедная оклеветанная Уиш… и каждое следующее звучало громче; наконец Ларш побледнел под сероватым загаром.

– Да что в этих именах такого священного? Почему мне было не пожертвовать ими? Они ведь жертвовали мной. Жертвовали тобой. Отняли лучшие годы наших жизней, не дав ничего взамен, даже признания. Оглядись: я умею создавать рыбий глаз из перламутра, и он будет вращаться, следя за тобой. Могу окрасить шелк под чешую губана, так что даже чайки разницы не увидят. Если не на всем острове, то на берегу я точно был лучшим мастером, но мне приходилось притворяться рыбаком-неудачником, скрывая тайну рыбы-дальновида. Работая в темноте пещер, я утратил блеск своих глаз, когда на самом деле должен был стать королем всех мастеров.

Все, что ты тут видишь, я создавал втайне и вынужден был прятать. Это все, что я могу явить после сорока потерянных лет. Я уже старик, Хатин, и у меня украли жизнь. Но вот один человек дал возможность вернуть хотя бы толику того, какой она могла быть. Надо было только предать деревню, предавшую меня.

– Понимаю, – сказала, вновь обретя дар речи, Ха-тин. – Теперь я все понимаю. Мы умерли за рыбу. Даже не за живую, которой можно было бы накормить голодного. За деревянную. За креветок из глины. – Она опустила взгляд на серебристо поблескивающую рыбу-меч у себя в руке. – Ну, и кто погиб за эту? Эйвен?

Она хватила рыбой о тяжелый верстак, и хрупкий нос разлетелся вдребезги. Ларш завопил, словно человек, на глазах у которого выпотрошили родное дитя.

– А это кто? Моя мать? – В стену полетела кремово-лиловая раковина. – А это – за кого? Лоан? – Изысканная рыба-белка разлетелась на осколки. – А где Уиш? Эта? – Хатин подхватила табурет и сбила висящую на леске черепашку. – Папа Раккан? – Звон и дробный стук. – А где же я, дядюшка Ларш? Чего стоила я? Креветки? Улиточной ракушки?

– Прекрати! – Кровь отхлынула от лица Ларша, и он схватил киянку с металлической головкой. Хатин знала, что ее собираются убить, но страх отчего-то покинул ее.

– Недолго тебе этим наслаждаться! Ты больше им не нужен и ты знаешь слишком много. Тебя заставят умолкнуть, даже после всего, что ты для них сделал!

Ларш кинулся на Хатин, но та увернулась от удара и спряталась за столом. Схватила огромного омара из слоновой кости, покрытого красной краской. Стуча хитро вырезанными членистыми ногами, он оплелся вокруг ее руки.

– Назад! Ни шагу больше, не то я… – Хатин вскинула омара, показывая, что разобьет и его, и Ларш замер. В своих руках Хатин сжимала годы его жизни.