Мария Дахвана Хэдли - Хищная птица [litres]

Выбраться оказалось так просто, со стыдом думаю я. В стенах больницы меня удерживало лишь одно: навязчивое подозрение, что лечение мне и вправду необходимо.

От которого я до сих пор не отделался.

Комплекс спасителя .

Да уж… Таких, как я, еще нужно поискать.

Гримм как воды в рот набрал. Я оглядываюсь, ожидая увидеть машины ШВАБР или полицию у нас на хвосте, но на дороге никого нет. Темное небо прочерчивают молнии. Надев очки, я вижу, что над нами проплывает целая флотилия.

Порывшись в рюкзаке, я достаю файлы, которые свистнул на выходе из штаб-квартиры.

– Агенты ШВАБР уже не первый год пытаются получить фотографии Маганветара, – говорю я.

– Значит, они до сих пор его не видели? – спрашивает Гримм.

– Нет, и это их жутко бесит. Они отправили в небо разведывательные дроны и парочку небольших самолетов. Судя по всему, хотят захватить столицу, чтобы посылать дожди в одни регионы…

– И устраивать засуху в других. Имея власть над погодой, ты имеешь власть и над своими врагами.

– Именно. Они хотят управлять погодой. А еще они хотят управлять Азой.

Гримм оценивающе на меня смотрит.

– Неплохо, – нехотя признает он и переводит взгляд на дорогу.

Перед нами открывается поле, широкое и пустынное. У его края должно стоять костлявое черное дерево с идеально ровными ветвями, самое крупное во всей округе.

Но его там нет.

Мы подъезжаем ближе и выходим из машины. Пустое поле, усыпанное подбитыми и потоптанными кукурузными стеблями, а на месте дерева – кратер.

На краю кратера виднеются следы. Подхожу ближе. В глине застыл отпечаток маленькой руки.

На земле сверкает какой-то предмет. Мобильник Илай! Этот лакированный чехол с серебристыми созвездиями на фоне синего неба я узна́ю где угодно. Рисунок на чехле в точности повторяет расположение звезд в ту ночь, когда Илай появилась на свет. Это подарок Азы, изготовленный с моей помощью.

Гримм принимается копать землю на краю кратера, а затем вбивает колышек и привязывает к нему трос.

– Что тут произошло? – спрашиваю.

– Здесь побывали охотники за головами, – говорит Гримм. – Все куда хуже, чем я предполагал. Похоже, они похитили Илай по заказу Магонии.

– Кто – они?

– Скорее не «кто», а «что». Мандрагоры.

М-м… что? Мандрагоры?

Мандрагоры нельзя назвать разумными существами. Вообще говоря, это даже не существа, а растения . Согласно народным легендам, от визга корня мандрагоры можно умереть. Во что только ни верили наши предки! И в растения, которые умеют ходить и разговаривать, и в старое доброе колдовство… и в летающие корабли.

Давно бы уже пора зарубить себе на носу, что я не истина в последней инстанции. Если я никогда не слышал о мандрагорах-охотницах за головами, это еще не значит, что их не существует.

На ум приходит одна фразочка, которую придумала Аза, когда на меня в очередной раз нашел приступ нерешительности.

«Хватит думать, аналитик-паралитик, пора действовать!»

Хороший совет? Не знаю, но ничего больше не лезет в голову.

– Там, наверху, все ищут Азу, а мандрагоры – первоклассные охотницы, так что не стоит удивляться, что они решили заглянуть сюда, – говорит Гримм. – Они просто не учли, что ШВАБР… – презрительный взгляд в мою сторону, – тоже за ней охотится. Кажется, они не поняли, что забрали не ту сестру. Будь у них возможность, схватили бы обеих и выпросили бы у Заль целое состояние. За мою голову, кстати, тоже назначено большое вознаграждение. Дыхание – это работа на всю жизнь. Перебежчиков они не терпят…

Пока он говорит, я замечаю, что скала, на которой расположено кладбище, выглядит как-то непривычно.

Не помню, чтобы на ней росло то большое дерево…

– Гримм!

Он оглядывается, и выражение его лица меняется.

– УХОДИ! – орет он. – ЖИВО! БЕГИ!

Дерево исчезает прямо у нас на глазах. Раз – и нету. Его будто засосало в воронку.

Сверху раздаются крики, и небо заполоняют птицы. Я стою посреди кукурузного поля, прикованный к месту, оглушенный клекотом и хлопаньем крыльев, а вокруг падают перья.

На дне кратера что-то шевелится, а затем по всему полю, подобно раскатывающемуся ковру, пробегает волна. Земля под ногами дрожит. Неужели землетрясение?

– Кервин, беги! – кричит Гримм. У него в руках что-то наподобие фонарика и канат, который он торопливо завязывает узлом.

С трудом удерживаясь на ногах, спотыкаясь на ухабах и выбоинах, я несусь к машине. Земля двигается, а над головой кружит целая орава птиц.

Нога застревает в яме, возникшей из ниоткуда. Пока я отчаянно дергаю за лодыжку, из земли вырастает дерево с множеством колючих ветвей. Впрочем, «дерево» – неверное наименование, напоминаю я себе.

Руки, ноги, туловище из бледных корней и веток, переплетенных между собой, грубое, сучковатое лицо, застывшее в злобной гримасе. С истошным воплем существо поднимается на поверхность.

Нога застряла – не двинешься с места. Гримм загораживает меня собой, и чудовище хватает его своей огромной ручищей.

В этой твари, должно быть, футов тридцать, не меньше.

Я наблюдаю за происходящим, как в замедленной съемке. Мозг отказывается интерпретировать звуки окружающего мира. Гримм кричит, сопротивляется, и тут раздается неестественно громкий хруст, как будто что-то раздавили копытом. Похоже, у него сломался позвоночник…

Мандрагора нагибается, подбирает меня с земли и сдавливает корявыми пальцами. Ору во всю глотку, тело горит, легкие вот-вот лопнут, сознание превратилось в болото из цифр, в беспорядочный набор знаков после запятой, в свалку данных…

Птицы верещат…

Неугомонные…

Как пушечные ядра, падают на мандрагору…

Всё в перьях…

Она расплющивает меня, выжимает, раскалывает ребра, ломает кости…

А потом с громким воем ныряет в кратер.

Птичий галдеж – тишина.

Темнота, вой ветра в ушах, мы

Л

Е

Т

И

М

в недра земли.

Бесшумно двигаясь по ночному небу, мы пересекаем Бермудский треугольник, выплываем через его южный угол и преодолеваем экватор. Как же СИЛЬНО я соскучилась по свежему бризу, по качке во время штормов… Проведя целый год на суше, я поняла, почему многие моряки не желают возвращаться на твердую землю, почему снова и снова уходят в море, как бы счастливы они ни были дома, в кругу семьи.

Впрочем, быть может, в кругу семьи они вовсе не счастливы.

Быть может, близкие люди лгут им и предают их доверие, поэтому они и пускаются на поиски пленительных русалок и больших белых китов. Быть может, отчалив от родных берегов, моряки понимают, что у них нет причин возвращаться домой и что лучше провести жизнь в одиночестве.

Мне нужно держаться от любви подальше, как самому одинокому киту на свете. Если ты единственный в своем роде, наверное, тебе суждено жить в изоляции. Блуждать в темноте и петь.