Евгений Бриз - Капризы неба

- Я жду от тебя как раз обратного.

- Хорошо. - Шкуров всем корпусом навалился на барную стойку и приблизился к Глену. - Только сначала запишись в список претендентов и ожидай своей очереди. - Он дьявольски быстро наполнил бокал виски с колой и подвинул его на край. - А пока можешь выпить, как приглашённый гость-наблюдатель в фанклубе Вероники Барковой.

Выпивка, поданная под щепоткой перца, не всегда приходилась Глену по вкусу, но Шкуров был для него слишком абстрактным явлением, почти как тень незамеченного прохожего на улице, чтобы обращать внимание на его реплики. Он взял бокал и прежде, чем успел опустошить его, заметил за дальним столиком в углу зала фотографа-художника издательства.

- Наслаждаешься штилем? - Глен без приглашения присел рядом.

Леонид обречённо вздохнул, одарив усталым взглядом Глена, и продолжил созерцать безмятежную картину за окном.

- А что ещё мне остаётся делать? Жизнь несправедлива и главный вопрос в том, когда именно ты это заметишь.

Глен понимающе кивнул.

- Ты не согласен? - почти возмущённо спросил Леонид, восприняв кивок за издёвку.

- Я не в том положении, чтобы спорить с тобой, - Глен отпил виски. Он пока сам не понял, что именно имел в виду - их физическую разницу или разницу в степени опьянения в данный момент времени. Скорее всего, и то и другое.

- Да, - продолжил художник, с трудом, но чётко выговаривая слова. - С этим и я не стану спорить. У тебя есть всё, а у меня лишь работа для пропитания. А всё лишь потому, что я живу сидя, а ты стоя. Вот такая несправедливость у меня. Хотелось бы услышать о твоей.

Глен отпил ещё немного из своего бокала и непомерно долго смаковал этот глоток. Так он выгадал себе немного времени, чтобы придумать подходящую несправедливость.

- Жизнь, похожая на чужой сон, - сначала его самого испугала подобная идея, словно кем-то озвученная через его голос, но постепенно он понял, что идея не так и далека от истины, если копнуть глубже.

В этот раз понимающе кивнул уже Леонид. Впрочем, Глен был уверен, что тот ничего бы не понял даже будучи в трезвом уме.

- Если так, то беру свои слова обратно, - сказал художник. - Твоя несправедливость солиднее моей.

Наконец, в зале появилась та, ради которой они двое были готовы торчать в этом кафе до утра, а возможно, даже отправиться в кругосветное путешествие, лишь бы не покидать палуб «Эклиптики». У Глена не осталось сомнений насчёт своего собрата по несчастью, когда он заметил его пламенный взгляд, пробивающийся сквозь запотевающие линзы и пелену опьянения.

- А ты чего так смотришь на неё? - пламенный взгляд собеседника заметил не только Глен. Леонид походил на бульдога, у которого намеревались украсть припасённую в будке кость.

- Я встал в очередь по совету бармена, мне можно, - отшутился Глен. - Она же не твоя собственность.

- Была бы моей, останься я полноценным человеком.

- Полноценность человека не определяется наличием у него ног.

- Ошибаешься! - едва ли не закричал Леонид. Но быстро успокоился. - Ладно, не будем о сложном. - Он посмотрел, как Вероника приступила к работе, нарочно игнорируя их столик. Она лишь бросила секундный взор, когда вошла, но он оказался искрой, способной разжечь пожар. - Мы оба ей не интересны. И в этом мы равны.

Глен мысленно проводил Веронику за горизонт своего обозримого будущего. А всё, что оказывается за этим горизонтом, как правило, теряет всякую ценность. Пока его жизненный опыт не ведал случаев, когда бы мимоходные интересы и увлечения как-то сказывались на следовании к намеченной цели оставить собственный след за горизонтом времени. Плывущее по волнам послание в бутылке, чей автор давным-давно стал историей. Но сейчас Глен с каждым вздохом ощущал ядовитый привкус одолевающего его увлечения и ничего не мог с ним поделать. Ни задержать дыхание, ни сбежать в морскую пучину.

- Ты думаешь о том, как выбросить её из головы? - неожиданно спросил Леонид. - Лучше выбросись за борт сам. Я испытал все гуманные способы - безрезультатно.

- В неплохой компашке я оказался. Предсказательница будущего, телепат и девушка, сводящая с ума. Не хватает лишь пиратов, морского чудища и хэппи-энда для дешёвой истории в бумажной обложке.

- Я готов поверить во всё перечисленное, кроме хэппи-энда. Похоже, нам с тобой его никто не прописал.

Глен повернулся к Леониду и на полном серьёзе произнёс:

- Значит, надо написать его самим.

Художник усмехнулся:

- Непременно. Как я не подумал раньше.

- Зря надсмехаешься. Мы сами хозяева своих судеб, а те, кто считает иначе, просиживают задницы как зрители на спектакле, в котором им, на самом деле, были отведены главные роли. Синдром фаталистов, знаешь ли.

- И что ты предлагаешь?

- Я же сказал - бороться.

- По-твоему, это гарантирует положительный результат? - не унимался Леонид.

- Нет, но так ты, по крайней мере, будешь знать, что сделал всё возможное, - Глен отпил ещё виски. Каждый глоток придавал ему уверенности и раскрепощал.

- Ты забыл добавить в нашу компашку себя - старца-философа, скрывающегося под гримом молодого рокера. - Художник улыбнулся и вновь посмотрел в сторону бара. - Ты думаешь, я не пытался ничего сделать? Но я бессилен встать с этого кресла и взять то, что мне надо. Это физический барьер, непреодолимый. Тебе не понять.

Глен не стал настаивать, в конце концов, ему действительно было не понять. Он мог лишь представить, но всякое представление без практического опыта - всего лишь мысль без формы. Беззвучная имитация игры на гитаре без струн.

- Суметь забыть - ещё одна из форм борьбы, - сказал Глен. - Советую заняться её реализацией.

Леонид что-то пробормотал в ответ и уткнулся лицом в лежащую на столе руку. Глен допил виски и неспешным шагом направился к выходу. На какое-то время (а может, и навсегда) он решил отказаться от пряного меню, именуемого душевными муками, заменив их муками творчества. Его сердце по-прежнему было таким же пустым, как и оставленным им бокал на столике палубного кафе.

Глен вернулся в каюту, лёг на кровать и стал развивать сюжет едва дописанного рассказа, постепенно превращая его в большой роман. Такие процессы он называл взрослением произведения - когда из первоначально маленькой идеи на свет появлялось нечто увесистое и многостраничное. А в этот раз идея развилась в считанные минуты, будто её напичкали гормонами роста. Впрочем, так и было. Глен знал, что лучший помощник для писателя - это жизненный опыт. В периоды активного приобретения различного опыта автор невольно переносит его на поверхность рабочей бумаги, тем самым вплетая частицы своей жизни в строки придуманного мира. В результате рождается роман - не что иное, как слоёный пирог из правды и вымысла. Читатель должен воспринимать его единым целым, не различая слоёв. Для этого автору требуется пропитать пирог и обильно полить его увлекательным сюжетом.