Галина Гончарова - Голос рода [litres]

Все же она вернется сюда, рано или поздно. Вернется победительницей, и никакой Таламир ей не помешает!

Королева?

Так и она не вечна! Все мы смертны, а власть имущие особенно!

Алаис не задумывалась, как она это сделает, просто частичка ее души была намертво прикована к Карнавону.

Дом.

Первый и единственный дом Алаис в этом странном и жестоком мире.

Единственным положительным моментом в путешествии стала остановка в таверне. И бродячий менестрель.

Пел он откровенно плохо, баллады были такие, что Алаис мгновенно успокоилась за свой репертуар – лучше плохая рифма, чем вообще никакой. Белый стих – наше все.

А уж подогнать строчки под размер, там вставить слово, тут выдернуть – это Алаис могла. Работа у юриста такая – со словами. Песни раньше переделывать тоже приходилось, кстати. Когда поздравляли кого-нибудь, часто переиначивали очередной хит эстрады, например «Шоколадного зайца» или «О боже, какой мужчина, мы хотим от тебя сына, а потом потребуем дочку. Чтоб каждой – и в точку».

Мало смысла?

А то в эстрадных песнях его больше!

А еще есть вещи, которые Таня знала наизусть, и декламировать их под музыку будет откровенно выигрышно.

Александр Сергеевич Пушкин и его сказки в стихах – почитаешь племянникам, так поневоле запомнишь. Ершов, Филатов для более взрослой аудитории – да много чего можно нарыть в памяти современного россиянина.

Главным было другое.

Алаис увидела – и поплыла практически на небеса.

Гитара.

Правда, с другой формой корпуса, с восемью ладами и пятью струнами, но – гитара!

Родная!

Настоящая!

Пусть менестрель владел ею не слишком хорошо, пусть, услышав его пение, удавились бы даже поп-мальчики, но главное – гитара!

Порывшись в памяти Алаис, Таня узнала, что инструмент называется гаролой и они бывают разные. Правда, для аристократок игра на гароле считается зазорной, но… не все ли равно?

Алаис смотрела на инструмент таким влюбленным взглядом, что даже Таламир занервничал и крепко сжал руку супруги.

– Алаис…

Второй влюбленный взгляд достался супругу.

– Монтьер, – таким голосом говорила когда-то Таня, выпрашивая себе норковую шубку. – Я хочу ее!

– Кого? – искренне опешил мужчина.

– Гаролу…

Ответом ей был совершенно растерянный взгляд.

– Э…

– Я знаю, что это неприлично, но я обещаю никому ее не показывать. Монтьер, отец всегда был против, а мне так хотелось научиться…

И глазки кота из Шрека.

Красные – некавайно смотрятся? Не важно! Главное, чтобы подействовало. Таламир подумал минут пять, потом вздохнул и повелся.

– Хорошо, дорогая супруга. Будет вам гарола. В столице.

Алаис захлопала в ладоши и изобразила восторг.

– Монтьер! О, монтьер!

Гитару, то есть гаролу, пришлось отрабатывать этой же ночью, но Алаис была настолько счастлива, что не обращала внимания ни на вонь в комнате, ни на запах от супруга.

Она стала на шаг ближе к своей мечте.

Есть одежда, есть инструмент для работы, осталось разработать план побега. Куда, когда… с кем?

Да, и с кем хорошо бы тоже. Одинокой женщине в этом мире тяжело… а замужней еще тяжелее. Эх, куда ни кинь – всюду клин.

Ничего!

Вышибем!

Рецепт удачного покушения: пять хороших стрелков, десять арбалетов, неограниченное число болтов и удачно выбранные места для засады. Эх, напрасно тьер Римейн пустил в свой дом Массимо, напрасно недооценил своего конюха. Но кто ж из благородных людей обращает внимание на эту шушеру?

Подумаешь там, чистит он коней – и ладно, овес не ворует – еще лучше, на конюшне порядок – человек на своем месте! Что еще надо? Понятно же, что все это быдло специально рождено, чтобы обслуживать таких, как тьер Римейн! А что у конюха может быть какая-то ненависть… да кто он вообще такой?! Чтобы хвост поднимать на благородных тьеров?! Благодарить должен, что до него вообще снизошли, слово сказать соизволили. А уж какая-то там девица…

Тьер Римейн и думать про нее забыл. А вот Массимо не забыл. И следил за своим «хозяином», и места для стрелков выбирал тщательно, и продумывал каждое движение, и даже кто в кого бьет, постарался распределить.

Шернат поддерживал несостоявшегося родственника как мог. Но выходило все одно – уезжать Массимо из города. Остальные трое – наемники, перекати-поле, сегодня здесь, завтра там, их не найдут а вот Массимо…

Должен быть кто-то главный, должен.

А потому арбалеты покупал Массимо, болты заказывал тоже он, с наемниками договаривался он, комнаты в трактире наемникам тоже он оплачивал… Сначала они с Шернатом хотели вершить месть вдвоем, но потом подсчитали количество выстрелов, количество мишеней и поняли, что не справятся. Вдруг кто-то да удерет?

Этого допускать никак нельзя, лучше уж нанять наемников для грязного дела.

Шернат давал деньги и готовился сам. Никто кожевника не видел, но огонь мести в его груди горел не слабее. Просто когда тебе есть кем рисковать, ты невольно станешь осторожнее.

Мужчины ждали момента, и – вот оно!

Массимо понял, что следующей ночью тьер Римейн отправится на собрание. Это тьер не обращал внимания на конюха. А сам конюх очень внимательно следил за господином. И молился.

С утра он отпросился на час – и отправился в храм Ардена.

Постоял немного перед статуями.

Арден смотрел по-мужски одобрительно, Мелиона явно грустила о несовершенстве мира. Это понятно, не женское дело – месть, а вот Арден точно поймет. Двое серьезных мужчин всегда договорятся.

– Твоя душа неспокойна, дитя Ардена. – Жрец, судя по белым с голубой оторочкой одеждам, возносящий, смотрел на Массимо ровно и спокойно.

Видит Арден, не подойди к нему возносящий, сам Массимо вышел бы из храма просто так. Но раз уж он подошел…

– Возносящий…

– Ирет.

– Возносящий Ирет, у меня действительно неспокойно на душе.

– Могу я облегчить твою участь разговором или молитвой, дитя Ардена?

– Мое имя Массимо, возносящий.

Жрец стоял и молча глядел на Массимо. Доброжелательно и спокойно. Казалось, в его глазах кроется целый океан, который не взволнуешь мирскими дрязгами. Да, на поверхности могут бушевать бури и тонуть корабли, но в глубинах очей возносящего, как и в морских пучинах, царил покой. Он искренне верил в Ардена и в дело, которому служит, и потому его душевное спокойствие было незыблемо.

И Массимо решился.

Его не уговаривали, не убеждали, он просто хотел… облегчить душу? Вот уж грузом на нее эти убийства не лягут.

А что тогда?

Массимо и сам не знал.

– Уделите мне время, возносящий Ирет. Может быть, мне станет чуть легче?

Если бы возносящий препоручил Массимо служителю, он был бы в своем праве. Массимо наплел бы чепухи и ушел, но возносящий просто молча кивнул и поманил мужчину за собой вглубь. В маленьком кабинете на двоих стоял небольшой чайничек с настоем, две чашки, лежали маленькие храмовые печеньица в форме ракушек, на скамейки брошена пара подушек, чтобы не так жестко сидеть – все сделано для удобства того, кто желает поделиться наболевшим [19] В мире Рамтерейи нет исповедален как таковых. Считается, что душу можно открыть, только глядя в глаза Ардена или посредника между тобой и Арденом – жреца. Любого. И лучше это делать в удобной обстановке. Ведь дети не должны стоять на коленях перед своим отцом, родителям не по душе рабская покорность . (Прим. авт.) .