Паоло Бачигалупи - Затонувшие города

Теперь она возвращалась туда снова.

На десятый день жизни в джунглях Маля взобралась на стену, увитую лианами, и посмотрела на Затонувшие города.

С того расстояния, на котором не слышны выстрелы, города могли бы показаться заброшенными. Но стоило подойти поближе, как открывались новые подробности. Деревья лезли из окон, как волосы из стариковских ушей. Лианы и ветки закрывали переломанные стены. В окна верхних этажей влетали птицы.

Маля пыталась представить, как выглядел город без всего этого. Она видела старые изображения Затонувших городов в одном из музеев, которые пытались защитить миротворцы.

Мама водила ее в музей. Она хотела посмотреть, не осталось ли там чего-нибудь ценного, что заинтересовало бы иностранных коллекционеров, а девочка разглядывала фотографии. Они казались ей нереальными. Открытые дороги, по которым едут машины. Никаких лодок. Река, которая течет по городу, разделяя его на две части, а не заливает его. Совсем другое место. Малышка смотрела на фотографии и думала, куда же уехали все эти машины. А может, они просто лежат на дне каналов? Спят?

Музей немного походил на кладбище. Место, куда приходишь, чтобы посмотреть на мертвых. Честно говоря, все его экспонаты никуда не годились по сравнению с теми, которые мама хранила у себя на складе.

– История высоко ценится, Маля, – говорила мама, – посмотри-ка. – Она осторожно, кончиками пальцев взяла кусок пергамента. – Видишь эти имена? Это война. Когда они подписали это, мир изменился, – она положила пергамент назад, – некоторые тратят целые состояния, чтобы прикоснуться к бумаге, которой касались эти люди, – мама улыбнулась, – поскольку никто не знает, что стоит за этими вещами, и поэтому не осознает их ценности. Кто-то может счесть это за мусор, – она обвела рукой склад, полный каких-то непонятных вещей.

Старые флаги. Картины. Мраморные головы статуй стариков: им отбивали головы и относили их в мамину лавку в устье реки, куда коллекционеры приходили прикупить истории и мусора.

Мама держала крохотную лавочку, где изучала потенциальных покупателей. Ее склад поражал воображение. Она устроила его в огромном здании в центре города: выкупила несколько квартир и тщательно заложила все окна и двери кирпичами, скрывая их от чужих глаз. Сюда она приводила лучших покупателей.

Когда Маля была маленькая, ей иногда позволяли посмотреть на мужчин и женщин, которые разглядывали прислоненные к стене картины, статуи президентов, фрески, целиком сбитые со зданий и принесенные на склад.

Мама говорила, так она познакомилась с отцом Мали.

Он очень любил историю, как и она. Он скупал маленькие серебряные табакерки времен революции и перьевые ручки, которыми подписывали исторические документы. Письма, написанные от руки. Все такое. Он снова и снова возвращался, пока мама, наконец, не поняла, что ему нравится не только антиквариат. Так появилась Маля.

– Думаешь, ты знаешь дорогу? – внезапно спросил Тул, нарушая ее размышления.

Маля вздрогнула. Все это время получеловек молчал, и теперь она испугалась.

– Да, – ответила она, – дорога есть.

– Незаметная? – уточнил получеловек. – За ней не следят?

– Если да, то мы просто очень быстро умрем, – разозлилась Маля. Тул усмехнулся.

– Убежать проще, чем проникнуть внутрь, девочка. Если ты смогла сбежать из города, это вовсе не значит, что ты сумеешь пробраться обратно. Где будешь прятаться, когда войдешь в город? Как собираешься жить, пока не найдешь брата?

– Он мне не брат.

– Тогда оставь его Норнам! – огрызнулся Тул.

Маля знала, к чему клонит Тул, но ей вовсе не хотелось начинать этот разговор снова.

– Я перед ним в долгу.

– Долги – тяжелая ноша. Сбрось ее и уходи.

Конечно, это было соблазнительно. Просто убежать и притвориться, что парень, который по-дурацки шутил и однажды нашел целое гнездо голубиных яиц, когда они умирали от голода, никогда не существовал. Что он никогда не спасал ее от чудовищной боли, которую хотели причинить ей солдатики.

– Не могу, – скривилась она. – Почему ты вообще мне помогаешь? Почему не уходишь? Тебя никто не держит.

– У меня есть свои причины.

– Это не потому, что я спасла тебя? – поддразнила его Маля.

– Нет, – лицо Тула сделалось по-звериному жестоким. Тон его голоса напугал Малю – она поняла, что не имеет не малейшего понятия о том, что им движет. Когда они вместе искали еду, она иногда забывала, что он не человек, а потом Маля как будто впервые видела его огромный желтый глаз, покрытое шрамами лицо, губы собаки и тигриные зубы, и ей казалось, что он может счесть за еду и ее саму.

Маля собралась с духом.

– Тогда почему?

– Я решил, что у меня там остались неоконченные дела.

– Это с каких времен?

Тул долго смотрел на нее. Маля с трудом сумела не отвести взгляд. Наконец Тул сказал:

– Когда полковник Штерн взял меня в плен, он выпускал меня на арену. Я сражался с пантерами и пленными из Армии Бога. Я сражался с его собственными солдатами – с теми, кто бежал с поля боя или не выполнил его приказ. Штерну это нравилось. Он сидел прямо у клетки и смотрел, как я убиваю его врагов. Он очень радовался, когда я отрывал людям руки. Мне кажется, мы должны встретиться снова, чтобы между нами не было стальной решетки.

– Это невозможно.

– Как будто спасти твоего друга возможно, – улыбнулся Тул.

Не успела Маля ответить, как Тул спрыгнул со стены, схватившись за дерево. Дерево согнулось под его весом, листья громко зашуршали. Маля прислушалась, ожидая удара, когда получеловек окажется на земле, но ничего не услышала. Как будто джунгли поглотили его. Он исчез, не издав не звука.

– Тул?

– У нас уйдет два дня, чтобы дойти до реки, – ответил получеловек, – если ты хочешь спасти своего дружка, нам давно пора выдвигаться.

Когда Мыш был маленький, в его семье шепотом говорили о беззаконии и грязи, творившихся в Затонувших городах.

Отец иногда направлялся туда с цыплятами в бамбуковых клетках – продавать их горожанам и солдатам. Лицо отца всего было угрюмым, когда он уходил в болото, и еще более мрачным, когда возвращался.

Он всегда приносил деньги и новую мотыгу или колючую проволоку, чтобы сделать загон для свиней, но эти походы все равно не радовали отца.

Брат Мыша говорил, что это потому, что солдаты трясут тебя, когда ты идешь через их территорию. И если косо посмотреть на них, тебя объявят предателем, или перебежчиком, или шпионом, или пособником китайцев, или просто пристрелят.

Они по-всякому называют тебя. Заставляют делать разное. Стреляют прямо в лицо и смеются, когда твое тело плывет по каналу.

Мышу было стыдно, что отцу приходится лизать солдатские ботинки, чтобы добыть те немногие вещи, которые они не могли сделать сами или купить у местного торговца. Про себя он радовался, что самому ему никогда не придется идти в город.