Паоло Бачигалупи - Затонувшие города

У Мали были свои истории о Затонувших городах, где она выросла. И они отличались от отцовских, как ночь от дня.

Она рассказывала об огромном прямоугольном бассейне, который тянулся на целую милю, о мраморном дворце с куполом у бассейна – там располагалась администрация миротворцев. О торговцах сяо бинем , которые продавали свой сладкий жареный хлеб миротворцам. Об офисах компаний, о клиперах в гавани, о плотах на биодизеле, которые плыли по каналам, о плавучих рынках, на которых фермеры вроде его отца торговали своим урожаем. О китайской капусте, диких тыквах, алых гранатах, длинных свиных тушах, которые висели над водой – свежие, прямо с бойни.

Вот так обстояли дела на территории миротворцев. В ее части города действовали другие правила – китайцы вышибли оттуда вождей. Жизнь Мали казалась Мышу раем, пока Китай не устал от попыток примирить всех, не отозвал своих миротворцев и не предоставил Затонувшие города самим себе.

Тем не менее представления Мыша о Затонувших городах были получены из чужих рук. Его жизнь текла на залитых водой полях и в маленьком домике, который отец выстроил на третьем этаже кирпичной развалины. Думать приходилось о времени посадок, о том, где достать мула, чтобы вспахать землю, когда кончится дождь, о том, что если бы удалось скопить денег, то можно было бы купить большого старого буйвола, как у Симов, и тогда жить станет полегче.

Маля звала его деревенщиной. Глупым маленьким деревенским мальчишкой, который ничего не знает о городе.

Мыш размышлял обо всем этом, стоя на крыше разваливающегося десятиэтажного здания. С пояса у него свисал мачете и пара бутылок кислоты. Он оглядывал территорию, высматривая солдат Армии Бога.

Теперь мальчик принадлежал Затонувшим городам в куда большей степени, чем девочка, которая пришла отсюда. И вынужден был признать, что города ничуть не напоминают его фантазии о них.

Он думал, город будет казаться не таким… живым.

Глазам Мыша предстали мили и мили древних зданий и заболоченных улиц, превращенных в каналы. Изумрудную сеть заросшей ряской воды пятнали кувшинки и редкие белые лотосы. Квартал за кварталом высились дома, залитые водой до третьего этажа, а то и выше, как будто весь город решил вдруг пойти погулять и забрел по колено в океан.

Фасады зданий покрывали ползучие побеги кудзу. Деревья росли на крышах и подоконниках, склоняя зеленые кроны над водой и накрепко впиваясь корнями в кирпич и бетон. Самые невысокие здания ушли под воду целиком, но многие все еще торчали из соленого болота, уровень которого падал и поднимался вместе с прибоем.

Парни Объединенного патриотического фронта гоняли по каналам на лодочках или бежали по бамбуковым настилам, которые сколотили сами. Войска были везде. Они переходили из квартала в квартал по мостам, шли – или плыли – по улицам. Иногда они отбирали дизельные лодки у одной из тех компаний, которые платили за доступ к мусору.

Мыш видел, как живет город. Здесь были не только солдаты, выстрелы и драки, хотя и их хватало. Помеченная цветами территория, кордоны, эхо выстрелов, пушки вдоль спорных границ. Номера секторов были небрежно наляпаны на стенах рядом с названием каналов: река Штерна, Простой канал, Золотая улица, Канал К, Зеленый канал, аллея Миротворцев. Этого он ждал. Пуль и зданий.

Мыш совершенно не ожидал увидеть стаи птиц, влетающих в разбитые окна. Или орлов, парящих над головой и пикирующих в каналы за рыбой. Он не ожидал, что по открытой воде может проплыть олень, что в ночи может заскулить койволк, призывая сородичей.

Война, руины, жара, пот, москиты, соленая вода… Кроме всего этого, в Затонувших городах была странная своеобразная жизнь, как будто джунгли хлопотливо отвоевывали свою территорию, все глубже и глубже проникая в город, прежде принадлежавший только людям.

Еще везде был мусор.

Мыш всегда полагал Затонувшие города в первую очередь зоной военных действий, но на самом деле это была какая-то мусорная шахта.

В первый же день он увидел, как целый квартал просто разбирают на составные части. Облака каменной и бетонной пыли висели в воздухе, кучи труб, сталь, медь, железо – все растаскивали в разные стороны. Проводку сортировали по толщине, материалу и цвету.

Некоторые старые здания были выстроены из розового и белого мрамора. Мрамор вывозили на баржах, а остальной камень и бетонные блоки сбрасывали в каналы, создавая новые улицы и поднимая уровень города выше прибоя.

Мальчик смотрел на людей, копавшихся в мусоре. Их были сотни. Они катили вперед тачки с камнями, собирались вокруг массивных стальных балок, поднимали их при помощи прочных побегов и складывали на баржи.

Отряд псов, к которому причислили Мыша, отвел пленников из Баньяна трудиться.

– Давайте, – орал Пузан, – приносите пользу!

Другие солдаты смеялись над пленниками и подгоняли их бамбуковыми палками. Мыш знал всех этих людей. Знал Лилу и Тую, знал Джо Сэндза и тетку Селиму, которая была так добра к нему. Мистер Сальваторе, который потерял дочь и внука, посмотрел на Мыша, как на грязь под ногами.

Сержант Ошо дал Мышу подзатыльник.

– Ай!

– Не смотри на них слишком долго. Лейтенант может подумать, что ты не хочешь быть солдатиком. Что ты хочешь пойти с остальными отродьями войны.

Конечно же, лейтенант снова смотрел на Мыша холодными серыми глазами. Кажется, он все время глядел на мальчика. Мыш чувствовал Сэйла, даже когда он не делал ничего плохого. Даже когда не фантазировал о побеге.

Он выдал себя?

Может, лейтенант видел его во время марша к Затонувшим городам? Видел, как Мыш сидел у костра и снова и снова смотрел в джунгли, ища способ убежать. Рядом всегда был кто-нибудь с ружьем.

– Отвернись, Призрак, – сказал Ошо, – потому что они больше не люди. Это просто отродья. Тебя это не касается.

Солдатики гнали пленников к кучам мусора, поднимая бетонную пыль.

Когда Мыш осмелился снова посмотреть на них, они уже затерялись среди остальных. Несколько грязных точек вдалеке. Ошо перехватил его взгляд и ткнул Мыша в ребра прикладом.

– Последнее предупреждение, Призрак. Никто не должен заподозрить, что ты не предан нам всем сердцем, иначе ты никогда не станешь рядовым.

Мыш, к своему вечному стыду, отвернулся от пленников и сделал так, как ему было сказано.

Мальчику до сих пор было противно от самого себя. Стоя на посту на крыше, он видел облака бетонной пыли и слышал грохот в полумиле.

Щеку все еще жгло там, где красовалась метка Гленна Штерна, но боль уже проходила. Хотя его все еще звали половинкой и спихивали на него всю работу – принести воды, почистить котлы, приготовить оленя, которого они подстрелили, – ему уже дали мачете и кислоту, и он стоял в карауле наравне со всеми.