Паоло Бачигалупи - Затонувшие города

– Но она же пришла за мной, – сказал Мыш, – она говорила, что пришла за мной.

– Нет. Она пришла за каким-то парнем по имени Мыш, – он выкинул окурок в зеленую воду канала, – а на Призрака ей насрать.

Чтобы загрузить получеловека на баржу, пришлось попотеть. Он был тяжелый, как будто все мышцы у него были сделаны из бетона. Когда они его потащили, Ошо сообразил, что надо было соорудить какие-нибудь носилки, но было уже поздно – лейтенант орал, что надо поторопиться.

Поэтому они тащили и пинали тело, потели и ругались и, наконец, закинули тварь на баржу.

Баржу наполовину заполняли стальные балки и куски медных труб, выдранные из какого-то здания. Значит, лейтенант просто взял первую же, которую нашел. Мрачные взгляды матросов это подтверждали. Неизвестно, что с ними будет за возвращение порожняком, но такова жизнь.

Ошо сделал себе заметку – отправить с ними какой-нибудь отчет, что это не их вина. Иногда их хозяева возили лекарства, сигареты, наркотики и выпивку, так что лучше с ними дружить, чем ссориться.

Баржа медленно ползла по каналу. Получеловек не шевелился. Может, он и умер вообще – транквилизаторов ему досталось немало.

Баржа ползла очень медленно. Ошо бесился. Он смотрел то на Призрака, то на получеловека, то на девку, которая как раз начала просыпаться.

Он переводил взгляд с нее на Призрака, и ему все не нравилось. Она с ума сошла – переться за парнем. Но все-таки пришла. Ошо это злило.

Какое-то время он не понимал, что его так раздражает, но ему очень хотелось ее ударить. Схватить и потрясти.

Тупая докторская девка. Мерзкий ошметок. Она разве не знает, что отродьям войны вроде нее нигде нет места? Никому не нужен ошметок, напоминающий, что больше десяти лет китайцы ошивались здесь и говорили всем, что делать и как жить. Расположились тут со своими пушками, полулюдьми и катерами на биодизеле.

Какая же она дура. Как у нее хотя бы дышать получается? А теперь лежит на куче меди, как дохлая рыба. Глаза открыты, смотрит на него. Из руки снова кровь пошла.

«Ты просто гора органов, – мысленно говорил он ей, – кровь и почки. Может, они вырежут тебе глаза и кому-нибудь отдадут. Сборщики всегда покупают. Ты просто гора органов».

Она это заслужила.

Почему его это так тревожит?

Ошо был достаточно умен и знал, что если что-то беспокоит, нужно это обдумать как следует. Если ты выходишь из себя, то действуешь рефлекторно, а значит, совершаешь ошибки.

Сэйл поступил так с этой девкой. Искал ее, думал о ней, угрожал ей. Сэйл любит мучить людей, но тут дело в другом. Его обдурила штатская девчонка. Он сходит с ума, потому что однорукая девка-ошметок его обошла.

Да, она здорово им насолила этим трюком с койволками, и никто его не предвидел. Но потом Армия Бога устроила на них засаду и расстреляла их из пушек девятьсот девяносто девятого калибра, и в этом не было ничего личного. Если они сами поймают крестоцеловальщиков, то нашинкуют их и скинут в канал, и в этом тоже не будет ничего личного.

Но лейтенант сходил с ума из-за этой девки. Он отдавал дикие приказы, и Ошо нервничал. Ему не нравилась эта еле ползущая баржа с обдолбанным получеловеком и злым лейтенантом, потому что лейтенант в таком состоянии мыслил не слишком ясно. Не видел всю картину целиком. Это из-за девки.

Ошо посмотрел на нее. Он никак не мог решить – может, он злится на нее потому, что девка воображает, что он ей должен, раз уж она спасла его от койволков? Но это же полный бред. Она сама натравила этих койволков, так что, сколько бы раз она его ни спасла, это просто справедливо.

Нет… он злился, потому что она проникла в Затонувшие города, чтобы спасти своего парня.

Она зовет его Мышом. Девица пробралась сюда. И именно поэтому Ошо хотелось пристрелить ее прямо здесь.

За ним никто никогда не придет.

Осознав это, Ошо затаил дыхание. Кашлянул, но вышел почти всхлип.

Регги и Ван обернулись. Ошо посмотрел на них с каменным выражением лица, но где-то внутри из него словно кишки вынимали.

Никто не придет за ним. Их бросили в беде, его и дядю. Ни мать, ни отец, ни брат, ни дюжина людей, которых он звал друзьями в маленьком городке на побережье, – никто не искал его, никто не старался его вернуть. Его просто отпустили. Вот в чем разница. А эта однорукая девка не побоялась.

Ошо мрачно на нее покосился. Вот куда приводит верность, ясно?

Тупая сука. Никакого инстинкта самосохранения.

Она все это заслужила.

Маля мутными глазами смотрела на мир вокруг себя. Опиаты не то чтобы изгнали боль до конца, но сделали ее неважной. Боль все еще раздражала, но несильно. У Мали осталось всего четыре пальца.

Четыре из десяти – не так уж плохо.

Прямо как тогда, когда ее поймала Армия Бога и отрезала правую руку. Все было точно так же. Для них она не человек. Все точно так же.

Вот только в прошлый раз Мыш пришел спасти ее. Она сильно сомневалась, что это повторится.

Маля повернула голову, пытаясь найти Мыша. Кто-то ее пнул. Лейтенант Сэйл обернулся на шум, и Маля замерла. Она не хотела показывать ему, как ей страшно, но не справилась с собой. Девочка была в панике. От одного его взгляда Маля впадала в дикий животный ужас, как мышь, на которую смотрит пантера. Ей хотелось только одного – чтобы Сэйл на нее не смотрел. Лейтенант долго не отводил от девочки серых глаз, обещающих новую боль. Наконец он отвернулся. Маля лежала навзничь, пытаясь успокоиться. Отрезанный палец тупо ныл.

Она лежала на куче меди и прекрасно видела проплывающие мимо дома. Потом она увидела небо. Они вышли на открытое пространство, в огромное прямоугольное озеро. По берегу брели рабы, таща баржу вперед. Маля слышала плеск воды. Она заметила белый монумент, вздымающийся к знойному небу прямо из центра озера. Мраморный монолит, местами пожелтевший и потрескавшийся, но все еще прямой и гордый.

Баржа заскрипела, когда мужчины и женщины на берегу налегли на веревки. Они пели и тянули. Они были штатские. Или рабы. Или просто руки, ноги и потные спины.

Маля отдала бы оставшиеся пальцы, лишь бы оказаться среди них.

Солдатики теперь стояли и смотрели вперед.

– Вот он, – сказал один из них. Все остальные вытянули шеи и заговорили.

– Дворец.

– Ну он и огромный.

– Видишь полковника?

– Ты что, идиот? Он, по-твоему, там стоит и ждет не дождется, когда ты на него поглядишь? Начальник ведет войну.

Дворец, дворец…

Маля подняла голову и увидела гигантское мраморное здание. Дворец. Целиком мраморный. Из озера к нему поднимались ступени. В центре парил купол, едва не касающийся неба, а два мраморных крыла раскинулись шире, чем весь Баньян. Здание украшали величественные колонны и сложная резьба, на которую, должно быть, ушли годы.