Виктория Шваб - Тени сгущаются [litres]

Нет, рисковать не стоит.

Поэтому Кастер лежал пустой и напоминал о мире, который остался позади. И который она никогда больше не увидит.

Лайла выпрямилась, рассеянно глядя по сторонам. Ее блуждающий взгляд наконец остановился не на оружии и не на безделушках, а на ней самой.

Прилавок слева от нее был увешан зеркалами всевозможных размеров и форм, в рамах и без. Тут были изящные предметы интерьера и простые листы зеркального стекла.

Продавца не было видно. Лайла подошла ближе и вгляделась в свое отражение. На ней был короткий плащ с теплой подкладкой и одна из шляп Алукарда – их у него было предостаточно, чтобы не жадничать: треуголка с пером из стекла и серебра. Из-под шляпы смотрели карие глаза – один чуть светлее другого и незрячий, хотя мало кто замечал это. Темные волосы отросли до плеч, и она стала больше походить на девушку – Лайла отрастила их специально для трюка с «Медным вором». Она мысленно напомнила себе подстричь их до привычной длины – чуть ниже ушей.

Потом перевела взгляд ниже.

Грудь, слава богу, по-прежнему еле заметна, но четыре месяца на борту «Ночного шпиля» немного изменили фигуру. Лайла всегда была худенькая – и не знала, от природы это или оттого, что она годами слишком много бегала и слишком мало ела. Но команда Алукарда не только тяжело трудилась, но и хорошо обедала, и Лайла стала не тощей, а стройной, из костлявой превратилась в жилистую. Различия были мелкие, но ощутимые.

Пальцы кольнуло холодом, и Лайла заметила, что коснулась зеркальной поверхности. Странно – она вроде бы не шевелилась.

Она подняла глаза и почувствовала на себе взгляд своего отражения. Оно смотрело на нее. И вдруг стало медленно меняться. Лицо повзрослело на несколько лет, плащ потемнел и стал, как у Келла – слишком много карманов и сторон. На голове сидела чудовищная маска – звериная морда с оскаленной пастью, и там, где пальцы Лайлы встретились с отраженными, вспыхнуло пламя, но не обожгло. Другую руку змеиными кольцами обвила вода и превратилась в лед. Земля под отраженными ногами пошла трещинами, раскололась, словно под огромной тяжестью, и воздух затрепетал. Лайла хотела отдернуть руку, но не смогла, как не смогла отвести глаз от отражения, где ее глаза – оба – налились чернотой, и в их глубинах бурлило что-то зловещее.

Вдруг отражение исчезло, и Лайла отпрянула, еле дыша. Руку обожгла боль, на кончиках пальцев появились крохотные порезы с капельками крови.

Порезы были ровные, будто сделаны чем-то острым. Например, стеклом.

Лайла прижала руки к груди, и отражение – теперь обычная девушка в треуголке – сделало то же самое.

– Здесь ясно написано – ничего не трогать, – раздался голос позади. Подошел продавец. Это был фароанец с кожей черной, как здешние каменные стены, и весь его наряд был сделан из одного длинного куска шелка. Он был чисто выбрит по фароанской моде, но на лице у него было всего два самоцвета под глазами. Она узнала в нем продавца, потому что на носу у него блестели очки с зеркальными стеклами, в которых отразилось ее бледное лицо.

– Простите, – сказала она и покосилась на зеркало, на то место, которого только что касалась, где оно порезало ей пальцы. Но крови не было.

– Знаешь, что делают эти зеркала? – спросил он, и она не сразу поняла, что, несмотря на сильный акцент, он говорил по-английски. Но нет, не совсем. Слова, которые слетали с его губ, не совпадали с теми, какие слышала она. У него на шее блестел талисман. Сначала Лайла приняла его за обычную брошь, но, когда он слегка запульсировал, поняла.

Пальцы фароанца коснулись амулета.

– Да, удобная штука, когда работаешь торговцем на краю света. Конечно, не вполне законная, существуют правила, запрещающие обман, но… – Он пожал плечами, как будто говоря: «Что тут поделаешь?» Видимо, ему просто нравился язык, на котором он говорил, хотя вряд ли понимал его значение.

Лайла снова обернулась к зеркалам.

– Что же они делают?

Продавец осмотрел зеркало, и в его очках оно рассыпалось на великое множество отражений.

– Одна сторона, – начал он, – показывает то, чего ты хочешь.

Лайла вспомнила девушку с черными глазами и содрогнулась.

– Я этого не хочу.

Он склонил голову набок.

– Ты уверена? Форма, может быть, не та, но сама идея?

А какая идея скрыта за увиденным? В зеркале Лайла была… сильной. Могущественной, как Келл. Но в то же время другой. Темнее.

– Идеи – дело хорошее, – продолжал продавец. – Но их воплощение может быть не таким, как тебе хочется.

– А другая сторона? – спросила Лайла.

– Что? – Его зеркальные очки выводили из себя.

– Вы сказали, что одна сторона показывает, чего ты хочешь. А другая?

– Если ты все еще хочешь того, что увидела, другая сторона покажет, как этого достичь.

Лайла насторожилась. Наверное, потому эти зеркала и запрещены? Фароанец посмотрел на нее, как будто видел насквозь, и продолжил:

– Читать собственный разум – дело не такое уж редкое. Камни мечтаний, хрустальные экраны – все они помогают нам заглянуть внутрь себя. Первая сторона зеркала мало чем отличается от них, она обычная… – Лайле и в голову не могло прийти, что такой вид магии может считаться обычным. – Видеть нити этого мира – одно. Дергать за них – совсем другое. А суметь сыграть на них музыку – это, скажем так, непростое искусство.

– Да, наверное, – тихо сказала она, потирая раненые пальцы. – Сколько я должна вам за пользование первой стороной?

Продавец пожал плечами.

– Каждому можно посмотреть на себя. Зеркало само берет свою цену. Вопрос в том, Дилайла, хочешь ли ты увидеть вторую сторону?

Но Лайла уже пятилась прочь от зеркал и таинственного торговца.

– Спасибо, – отказалась она, заметив, что он так и не назвал цену. – Я лучше пойду.

И на полпути к прилавку с оружием осознала, что вовсе не называла продавцу своего имени.

«Ну и приключение», – подумала Лайла, плотнее запахивая плащ. Она сунула руки в карманы – отчасти чтобы унять дрожь, но скорее чтобы не коснуться ненароком чего-нибудь еще – и пошла к оружейному прилавку. У нее за спиной кто-то остановился, повеяло знакомым запахом меда, серебра и пряного вина.

– Капитан, – сказала она.

– Хочешь верь, хочешь не верь, Бард, я более чем способен защитить собственную честь.

Она покосилась на него и заметила, что сумка исчезла.

– Меня волнует не твоя честь.

– Тогда, может быть, здоровье? Меня еще никто не убил.

– Чему быть, того не миновать, – пожала плечами Лайла.

– Какой у тебя восхитительно унылый взгляд, – покачал головой Алукард.

– Кроме того, капитан, – продолжала Лайла, – меня не слишком волнуют твоя честь и твоя жизнь. Я просто хочу получить свою долю.