Владимир Лещенко - Тьма внешняя

Коннетабль не намеревался нападать первым, а хотел дождаться, пока воинство бунтовщиков первым атакует королевскую армию. Именно в этом маневре и состояла основа замысла де Бриенна, на нее он и возлагал надежду на успех. И тогда он навяжет мятежникам встречный бой, не дав им возможности закрепиться и выставить столь любимые ими рогатки против всадников. Впрочем, на этот случай имелись пороховые мины и некоторое количество пушек.

Первыми в схватку должна были вступить конные лучники и арбалетчики. Их задача – атаковать левое крыло наступающих и, не затевая рукопашной схватки, постараться выпустить как можно больше стрел в не защищенных броней мужиков. Это должно было расстроить их ряды, а при удаче – вообще сломать строй. По сигналу легкая конница должна была отступить, при этом попытавшись увлечь мятежников за собой, а затем зайти к ним в тыл, осыпая стрелами их арьергард и стараясь произвести как можно большую панику. Затем в дело должны вступить главные силы, атакующие по фронту, за ними одновременно устремляется пехота, которая скует левый фланг нападавших, не позволив им провести свой любимый маневр – обход с тыла, и наконец, по сигналу на другой фланг обрушивается резерв. Бронированная кавалерия первым же ударом должна будет рассечь армию Дьяволицы надвое, а пехота – довершить дело, опрокинув растерявшихся бунтовщиков. Нескольких последовательных ударов нарастающей силы, необученные, не закаленные в серьезных боях вилланы, разумеется, не выдержат и побегут.

Обратившихся в бегство мятежников будут преследовать без отдыха и поголовно истреблять, не щадя никого, в то время как отряд особо отобранной кавалерии займется поиском и ловлей Дьяволицы.

Безоговорочно веря в победу или, быть может, стремясь вселить эту веру в подчиненных, Рауль де Бриенн вкратце сообщил, что собирается делать после того, как все будет кончено. Дав людям краткий отдых и оставив некоторое их количество для очистки Лангедока, армия быстрым маршем двинется в северные провинции, чтобы еще до наступления осенней распутицы раздавить последние очаги мятежа. В заключение, чтобы пресечь любые возможные возражения, коннетабль сообщил, что план этот доложен королю и им одобрен.

После был брошен жребий: кто какое место займет в предстоящей битве и под чьим началом будет сражаться. Пехоту поручили Эндрю Брюсу, поскольку никто из французских сеньоров никогда не водил в бой сколь-нибудь большого ее количества, а он еще в Шотландии одержал немало побед, командуя именно пешими воинами. Бертран де Граммон вошел в число тех, кто оказался в резерве, которым командовал герцог Шарль Алансонский. Нельзя сказать, что это его очень обрадовало: он сильно недолюбливал герцога. Но спорить было бесполезно, да и глупо. Напоследок де Бриенн распорядился объявить еще одну королевскую волю: того, кто захватит Дьяволицу, ожидает награда сто ливров за мертвую и тысяча за живую. Сверх того, крепостной получит свободу, а простолюдин может рассчитывать на дворянство.

Уже в сумерках граф, как обычно, обошел расположение своего знамени. У входа в палатки сидели его солдаты. Кто-то ел гороховую похлебку с салом, разливая ее прямо в шлемы, другие беседовали, перебрасываясь грубоватыми шутками, или играли в кости. Жители его графства, его подданные: вилланы, свободные арендаторы, издавна жившие на принадлежавших его роду землях, горожане двух его ленных городов. При появлении сеньора они торопливо вставали, он вполуха выслушивал приветствия, отвечая взмахом руки. «Очень многие из них окончат жизнь именно здесь», – подумал де Граммон. Может быть, и он тоже… Тяжкие предчувствия уже не первый день томили его душу. Сможем ли мы победить Ее , кто бы она ни была?» Ему хотелось в это верить, хотелось надеяться, что Бог еще не совсем отвернулся от Франции. Впрочем, что толку терзать себя подобными мыслями: завтра, самое позднее послезавтра, состоится решающая битва, и тогда все станет ясно… так или иначе.

Огромная красная Луна висела невысоко над горизонтом, освещая палатки из козьих и лошадиных шкур, лоскутные шатры, где куски дорогой ткани соседствовали с мешковиной. Лунный свет сливался с отсветами множества костров, сидящие рядом с которыми хлебали ставшее уже привычным варево – густую кашу из ржаной муки с жаренным луком и бараньим салом.

Лагерь был похож на огромный город, живущий своей, хаотичной и беспорядочной жизнью. Ею никто не управлял, не пытался устанавливать какие-то общие правила – как это было принято у мятежников, все катилось словно само собой. Люди пели, водили хороводы, веселились до глубокой ночи, отсыпаясь днем.

От недалеких костров до Кера долетали обрывки разговоров:

…Так пока ты один раз секирой махнешь, он тебя три раза мечом ткнет.

– Нет, братья, я топор больше уважаю – привычней все-таки. Опять же – врежешь им со всего маху, так панцирь как орех треснет…

…А барониху на кол посадили, и поделом – незачем было беременных девок пороть, лучше бы мужа своего – кобеля этакого, посекла…

…А вот что я вам скажу – в Париже, говорят, сто с лишним женских монастырей будет. Эх, и повеселимся же! Там, наверное, и монашки не простые, а сплошь из знатных. Тело, должно, у них нежное, – говоривший сделал долгую пазу, предвкушая будущее наслаждение, – как белый хлеб!

Капитан бросил взгляд на запад. Там в ночном небе тоже подрагивало бледное зарево тысяч огней. Королевская армия стояла совсем близко.

Не сегодня – завтра оба войска должны были сойтись в смертельной битве, после которой уцелеть может только кто-то один.

…С того дня, когда страшная и необъяснимая гибель настигла его спутников, Жорж Кер чувствовал себя так, словно спал не просыпаясь, видя при этом какой-то кошмарный сон.

Должно быть, у каждого человека есть свой предел, после которого ломаются даже самые стойкие. В тот день он перешел этот предел – слишком много случилось всего за несколько часов.

Уйдя с площади, он не бежал прочь из Руана, как подсказывал ему здравый смысл.

Ему казалось, что его уже ищут по всему городу, а страже на воротах отдан приказ – схватить его. Он подумал было отыскать свою знакомую вдовушку и укрыться у нее, но тут же в страхе отбрасывал эту мысль, убежденный, что она немедленно выдаст его бунтовщикам. Он даже – воистину, страх затмил тогда его разум – собирался отправиться к Беспощадному и во всем покаяться! Несколько часов он кружил по улицам Руана, не зная что делать, и время от времени читая про себя все молитвы, которые только мог вспомнить.

Вспоминая тот день, Кер каждый раз проклинал тогдашнюю свою трусость. Ведь яснее ясного, что никто бы не стал искать его – зачем, ведь вся троица неудачливых убийц мертва?