Эрика Йохансен - Завоевание Тирлинга [litres]

Разве они не знают, что она сегодня умрет? Как они могут не знать? Она ускорила шаг, решив достичь портретной галереи, прежде чем Лили снова поглотит ее.

Теперь она чувствовала нужду Лили, боль Лили, вгрызающуюся в края разума, пытаясь затащить ее обратно, и на мгновение даже разозлилась на нее: неужели она не может свалить свои печали на кого-нибудь еще?

– Есть новости об отце Тайлере? – спросила она Булаву.

– Нет. Я лишь смог разузнать, что он и еще один священник исчезли из Арвата несколько дней назад, и святой отец в ярости. Он назначил вознаграждение в тысячу фунтов тому, кто приведет ему отца Тайлера живым.

Келси на мгновение остановилась, прислушиваясь к стене.

– Если он тронет отца Тайлера, я убью его, Лазарь.

– Вам не придется, госпожа. Я сам его убью.

– Я думала, ты не любишь священников.

– Зачем я здесь, госпожа? Вам больше не нужна защита. Я могу бросить вас посреди Сухих Земель, и вы, вероятно, выберетесь невредимой. Эти люди не представляют для вас никакой опасности. Зачем же вы позвали меня с собой?

– Мы начинали вместе. – Они завернули за угол и стали спускаться по новой лестнице, меньшей, чем Главная Лестница, и круглой. Люди толпились вверху и внизу лестницы, расступаясь при приближении Келси.

– Вы начинали со всеми нами.

– Нет. Ты помнишь то утро с ястребом? Тогда я впервые узнала, что я Королева, и там были только ты и я.

Булава резко на нее посмотрел.

– Что вы задумали, госпожа?

– Что ты имеешь в виду?

– Я вас знаю. Вы что-то замыслили.

Келси скрыла свои мысли, заставив их сойти с лица.

– Когда взойдет солнце, я хочу спуститься к мосту и попытаться зайти с козырей.

– Условия не подлежали обсуждению.

– Все подлежит обсуждению, если у меня есть то, чего она хочет.

– Она хочет этот город и все, что в нем находится.

– Да, может не сработать. Но я должна попытаться. Я возьму с собой четверых стражников, включая тебя и Пэна. Выбери двух остальных.

– Может быть, не Пэна?

Она остановилась, повернувшись к нему. Сейчас они были почти внизу лестницы, всего в нескольких пролетах, и Келси понизила голос, помня о людях, толпящихся внизу.

– Есть, что сказать, Лазарь?

– Ну же, госпожа. Одурманенный мужчина – никудышный стражник.

– Никакой Пэн не одурманенный!

Уголки губ Булавы дернулись.

– Что?

– Для женщины с удивительно четким видением в большинстве сфер, госпожа, в других вы слепы, как булыжник.

– Моя личная жизнь тебя не касается.

– Но профессиональная жизнь Пэна касается, и то, что я терплю некоторые вещи в безопасности Королевского Крыла, не значит, что я буду терпеть их где-то еще.

– Отлично. Решай сам, пойдет он или нет. – Но Келси поморщилась при мысли о реакции Пэна, когда он узнает, что не пойдет. Прав ли Булава? Пэн влюблен в нее? Это казалось невозможным. У Пэна была женщина, и, хотя в Келси периодически просыпалась собственница, та, другая, позволяла Келси убеждать себя, что она не делает ничего дурного. Кесли не хотела втягивать Пэна в отношения. Она хотела, чтобы это оставалось между ними, чем-то, что никогда не придется вытягивать на свет. Она хотела, чтобы Булава ничего не говорил.

«Нет смысла из-за этого волноваться, – напомнила она себе. – Через несколько часов все закончится».

В портретной галерее оказалось полно народу, по крайней мере, несколько семей спали на каменном полу. Но пара грозных рыков Булавы сделали свое дело: родители вскочили, похватали своих детей и были таковы. Келси закрыла дверь в дальнем конце галереи, и они снова остались вдвоем, Булава и Келси, как и вначале.

Келси пошла посмотреть на портрет матери. Если бы мать стояла перед ней, Келси схватила бы ее за горло и выдирала волосы с корнем, пока та не взмолилась бы о пощаде. Но насколько их нынешний кошмар на самом деле был виной ее матери? Келси с тоской подумала о тех ранних днях в Цитадели, днях, когда ее вина была неоспоримой.

– Зачем она отослала меня, Лазарь?

– Чтобы защитить вас.

– Чушь! Посмотри на нее! Это не лицо альтруистки. Отослать меня на воспитание совершенно на нее не похоже. Она меня ненавидела?

– Нет.

– Тогда зачем?

– В чем смысл в этой маленькой экспедиции, госпожа? Наказать себя матерью?

– Ах, черт, Лазарь, – устало ответила Келси. – Если не хочешь со мной разговаривать, возвращайся наверх.

– Я не могу оставить вас здесь.

– Да все ты можешь. Как ты сам заметил, никто здесь не причинит мне вреда.

– Ваша мать думала так же.

– Королева Элисса? Всего-навсего мусор в тончайшем шелке. Посмотри на нее!

– Называйте ее как угодно, госпожа. Она все равно не станет такой злодейкой, какой вы хотите, чтобы она была.

Келси крутанулась, чтобы на него посмотреть.

– Ты мой отец, Лазарь?

Булава скривил губы.

– Нет, госпожа. К сожалению. Я хотел им стать. Но это не я.

– Тогда кто?

– А вам никогда не приходило в голову, что вам лучше этого не знать?

Нет, не приходило. Мгновение Келси размышляла о худших людях: Арлен Торн? Святой отец? Ее дядя? Все казалось возможным. И разве кровь так уж важна? Келси никогда не было дела, кто ее отец: мать, разрушившая королевство, казалась куда важнее. Келси перестала вышагивать, подняла взгляд и увидела портрет Прекрасной Королевы, уставившейся на нее. Любимый ребенок сидел на коленях, радостно улыбаясь, никаких темных углов, а за юбками Королевы стоял другой, темный ребенок, незаконнорожденный, нелюбимый. Происхождение имеет значение, поняла Келси, даже если не должно. Ее пронзила боль, словно кто-то пнул прямо в живот, и она закричала, складываясь пополам.

– Госпожа?

Еще один удар, и Келси взвизгнула, обнимая живот. Булава подлетел к ней в два шага, но ничего не мог сделать.

– Госпожа, что такое? Вы больны? Ранены?

– Нет. Не я. – Келси вдруг поняла: где-то, несколько столетий назад, Лили платила за свое молчание. Лили нуждалась в ней сейчас, но Келси уклонилась, сжавшись внутри собственного разума. Она не была уверена, что сможет смотреть, как Лили наказывают. Не знала, как выйдет из этого на другой стороне. Почувствует ли она, если Лили умрет? Умрет ли сама?

– Лазарь, – она посмотрела на Булаву, видя обе его стороны, балансирующие на тонкой грани: злобного мальчика, поднявшегося из невообразимого ада под Кишкой, и мужчину, положившему жизнь на служение двум королевам. – Если со мной что-то случится…

– Например?

– Если со мной что-то случится, – перебила она, – сделай несколько вещей. Для меня.

Она замолчала, задыхаясь. Яркая, жгучая боль опалила ладонь, и она вскрикнула, сжав руку в кулак и потерев им по ноге. Булава подошел к ней, и она подняла вторую руку, останавливая его, стиснув зубы, пытаясь справиться с болью, ничего не видя от слез.