Эрика Йохансен - Завоевание Тирлинга [litres]

У подножия эшафота Келси спешилась и поднялась по ступеням на помост в окружении стражников. Толпа ревела кошмарно, но она не возражала – какофония отвечала ее настроению. После стольких месяцев охоты за Торном сегодняшний день должен был стать днем ее триумфа, но все пошло кувырком. Торн так и не предстал перед судом, и Келси чувствовала неодобрение Карлин в виде тупой головной боли на задворках сознания. Восемь дней назад мортийцы пересекли Крите, и никакой изобретательности Холла или Бермонда было не под силу сдержать их массу. Скоро Келси придется закрывать расползающийся под стенами города лагерь и переводить беженцев внутрь. Теперь, когда бы она ни закрыла глаза, королева видела мортийскую армию: безликую черную орду, ждущую на том конце Новолондонского моста. Чего они ждут? Келси не хотелось даже думать.

Она подозвала своего герольда, Джордана. Он держался позади королевских стражников, очевидно, чувствуя себя не в своей тарелке. Не то что бы стражники были с ним грубы, но Джордан явно смотрелся рядом с ними мышкой среди ястребов.

– Попробуй их утихомирить.

Джордан подошел к краю помоста и закричал, размахивая руками. От мощи его глубокого голоса дрожали доски у Келси под ногами, но потребовалось несколько минут, чтобы толпа хоть немного успокоилась, да и то тишину постоянно нарушали свисты и бормотание. Элстон с Ивеном вывели Торна на самый верх эшафота, и тот стоял там со связанными руками, глядя куда-то вдаль поверх толпы.

– Арлен Торн, брат Мэтью и Лиам Баннакер. – Келси с удовольствием отметила, как ее слова облетают Круглую площадь и отражаются от опоясывающих ее трактиров. – Вы виновны в измене, и Корона приговорила вас к смерти. Если вам есть что сказать перед повешением, Корона слушает.

На мгновение она подумала было, что Торн сейчас заговорит. Он оглядывал толпу, как сразу же поняла Келси, в поисках Бренны – мерзкой альбиноски, к которой был так удивительно привязан.

«Ну же, Арлен!»

Но тот молчал, а потом момент уже прошел. Келси почувствовала, как мимо пронеслось холодное дуновение несдержанного обещания.

– Тварь! – закричала женщина, и все началось снова: рев толпы и проклятья. Больше тут делать было нечего; Келси кивнула Булаве и Корину, которые без лишних церемоний шагнули вперед и спихнули Баннакера и священника с помоста.

У Баннакера в одно мгновение хрустнула шея, и безжизненное тело закачалось взад-вперед перед толпой, постепенно уменьшая амплитуду. Брату Мэтью повезло меньше: задыхаясь и кашляя, он впивался пальцами в петлю, отчаянно борясь. Толпа снова начала соревноваться в метании, на сей раз пытаясь попасть в двух висельников. Большая часть «снарядов» отскакивала от деревянного фасада эшафота, не причиняя никому вреда, но один кусок с глухим стуком упал рядом с Келси: бесформенный обломок кирпича с оббитыми гранями. Рядом с кирпичом на помосте оказалась игральная карта – очевидно, оброненная кем-то из плотников во время перерыва. Сама не зная зачем, королева наклонилась, подобрала и перевернула ее. Пиковая дама.

Келси завороженно уставилась на карту: высокая женщина вся в черном с оружием в обеих руках. Всезнающий взгляд пиковой дамы пронзил Келси, словно та прочла все ее мысли до последней.

«Но нет, – подумала Келси, – это не то». Ночи, когда она резала себя до крови, случай с Киббом, непрерывно нарастающее чувство собственной силы – все это сгущалось в одну точку, вытягивая из Келси ее первобытную сущность. Она сжала руку в кулак, сминая карту.

«Это я: высокая женщина в черном, несущая смерть в каждой руке. Она – это я».

– Тихо! – крикнула она.

Навалилась тишина, быстро и резко, словно упавший занавес. Брат Мэтью все еще бился в конвульсиях, давясь в петле, но Келси не возражала против такого фона. Она подошла к краю помоста, так близко, что Пэн, неотлучно следовавший за нею, сгреб в руку подол ее платья. Последнее время на пояснице Келси, где ткань всегда туго натягивалась, образовалось чуть ли не несколько ярдов дополнительной материи. Она изменилась, стала чем-то бо́льшим, чем-то необычным.

«Королевой пик».

– Вы пришли увидеть, как этот человек умрет! – объявила она. – Но я знаю вас, люди Тирлинга! Вам не нужно повешение! Вам нужна кровь!

– Да! – откликнулись сотни голосов.

– Пусти ему кровь, госпожа!

– Отдай его нам!

– Нет. – Казалось, внутри Келси что-то разворачивается, расправляется, украдкой, словно темные крылья в ночи, и ей захотелось раскинуть их во всю ширь, почувствовать их размах. Она всегда была дочерью света, всегда любила теплые лучики, вливавшиеся в окна коттеджа, создавая ощущение, что все на свете правильно и хорошо. Но в мире нашлось и столько тьмы, манящей холодной пучиной… Народ жаждал жестокой расправы, и внезапно Келси больше всего на свете захотелось дать ему упиться этой расправой.

«Порочность. – Голос Карлин, еле слышное эхо давнего-давнего лучистого утра в библиотеке. – Растление начинается с мимолетного послабления».

Но Келси не была слабой. Она была сильна, сильнее, чем Карлин когда-либо могла себе представить. Казалось, все ее существо наполнилось ярким светом.

– Арлен.

Легчайшее дуновение, но Торн резко дернулся, поворачиваясь к ней, как марионетка на невидимых ниточках. «Он мой, – осознала Келси с мрачным удивлением. – Каждой клеточкой, каждой молекулой. Я могла бы заставить его говорить. Рассказать мне все, что я хочу знать».

Время разговоров вышло.

– Госпожа?

Почувствовав прикосновение Булавы, Келси скосила глаза и увидела, что он протягивает третью петлю. Но она отмахнулась, не отрывая взгляда от Торна, запоминая его лицо, заучивая черты. Он безмятежно глядел в ответ, и Келси поняла, что Торн не испытывает ни малейшего раскаяния, даже сейчас. В холодных белых просторах своей души он оставался в убеждении, что действовал оправданно и законно, что никто другой на его месте не сделал бы лучше. Семнадцать долгих лет обслуживать поставку живой дани… но нет, роль Торна была еще хуже. Глубоко в памяти Келси увидела краткую вспышку воспоминания: пальцы, подсовывающие перо и чернила, мягкий убеждающий голос, негромко нашептывающий: «Боюсь, у вас нет выбора, Ваше Величество. Поверьте, это лучший выход».

Внутри Келси свернулась ярость, болезненная до тошноты, ярость, возникшая будто из ниоткуда, навалившаяся, словно зверь с зазубренными когтями и острыми, как иглы, зубами. Она почувствовала на языке вкус крови.

Над левым глазом Торна открылся глубокий темный порез. Вскрикнув, он схватился рукой за лоб, и Келси с наслаждением наблюдала, как кровь просачивается между пальцами и стекает по щеке. Толпа перестала сдерживаться и снова одобрительно завопила, сбиваясь поближе к эшафоту. Келси наклонилась вперед, не обращая внимания на Пэна, крепко державшего ее за платье, и схватила Торна за волосы, запрокидывая ему голову. С перемазанного кровью лица на нее уставились ярко-голубые глаза.