Мария Семенова - Царский витязь. Том 2 [litres]

– Сполна, отче.

– Вот за него мечи и достанешь. А ты, добрый господин, витязю моему за обиду ещё два сребреника на бирку прирежешь.

– Да я…

– Не то у причала останешься куковать.

– Это почему?

– Потому что там корабли Сенхана, моего брата.

Кощеи витязей трепетали и чтили. Спорили меж собой, кому в очередь их санки тянуть. Бранились с Непогодьем: тот от самой Шепетухи вёз для Светела еловую плаху. Не передавал никому.

Светел всё поглядывал на отрубок. Стоя с топором в руках над разгроминой, он ведь вспомнил две ёлки у Светыни, росшие то ли из одного корня, то ли из двух. И, как когда-то, снова привиделось: вот падает старшая… свергается, защищая меньшу́ю…

Помедлив рубить лежачий ствол, Светел обошёл громадный царь-пень.

Ладонью тронул корни, местами неотличимые от камней.

Прислушался, как не все люди умеют.

Уловил медленный, далёкий ток жизни.

И не сдержал порыва, перелил в жилы дерева щедрую толику золотой солнечной силы: «Ты встанешь. Стройным стволом, пушистыми ветками. Вновь коснёшься головой неба…»

Кто бы теперь ещё посоветовал, как подступиться к дару Хозяина? Какие гусельки вытесать, чтоб вековые гулы не расточить?..

С высокого берега даль не так распахивалась, как с Шепетухи, но тоже – любо глазом окинуть. Дружина претила поезду растягиваться, подгоняла, скучивала, как пастушьи псы стадо. Дорога, хоть и бугрилась задулинами от прошлых метелей, всё-таки лежала свободная от казнящих гор и оврагов. И не заплутаешь: без следа идти можно, без провожатых. Справа утёсистые обрывы, по левую руку торосы, что крепостная стена. Светел всё ждал страшной волны, ломающей многолетние льды, как яичную скорлупу. Пока окоём оставался тих и спокоен. Светел крепко подозревал: море придёт, когда он отвернётся или уснёт. Более опытные витязи морщились. Хороша война за горами! Им случалось удерживать поезда, в суматохе лезущие на скалы.

– И так здесь как в захабе, – тревожился Сеггар. Он боком сидел на кощейских санях, крутил в руках большую витую раковину. – А что в пережабине будет?

Гуляй посоветовал:

– У пережабины давно пора городок сладить. Ради присмотру.

– За проход мыто взимать, – продолжила Ильгра. – А воеводой Ялмака посадить. Может, он там стены уже водой поливает?

Они подсаживались на сани, когда удавалось. Берегли силы для возможного боя. Это понимали все, кроме Зорка, Котёхина отчима и части походников, видевших богача хозяином поезда.

– По мне, – сказала Ильгра, помолчав, – гонца бы послать…

– Куда? – обернулся Гуляй.

– К Сенхану. За подмогой.

– А придёт? Сенхан-то?

– К брату на выручку?.. – ляпнул Светел и покраснел. Ну не умел он мысли таить.

Ильгра легко спрыгнула с санок:

– Пойдём, что ли.

Они пробежали вдоль всего поезда. Весело убедились, что Непогодье не выбросил плаху. Навестили дозорных… Наконец Ильгра пошла спокойным шагом, позволявшим беседовать.

– Однажды, – сказала она, – Сенхан и Сеггар, сыновья старого Сенхана, удили рыбу в проливе. И это был не какой-нибудь здешний ерик. Видел бы ты те проливы! Скальные стены высотой полверсты! Боги прорубили их мечами на заре мира…

Светел попытался представить. Перед умственным оком воздвиглись две Шепетухи, разделённые Духовой щельей.

– И вот мальчишки заметили, как всполошились птицы, а потом из-за поворота вышел водяной холм и понёсся на них, захлёстывая берега. Братья только успели повернуть лодку носом к волне. Летя вверх, они вспомнили по именам всех Богов. А потом волна ушла дальше, оставив их лодку на твёрдой земле в двухстах саженях над водой. Тогда сыновья Сенхана посмотрели один на другого. «Море обласкало нас там, где гора наверняка бы похоронила! – сказал молодой Сенхан. – Будь я проклят, если однажды сменяю море на сушу!» – «Человек рождён ходить по земле, – сказал Сеггар. – Будь я проклят, если ещё раз берег покину!» Так оно и сбылось. Сенхан стал морским воеводой. Он никогда не касается ногой тверди, Сеггар же доныне странствует посуху. Прежде Сенхан, бывало, заходил в реки, и тогда мы путешествовали все вместе. Теперь братья видятся лишь на причале, ведь мостки не принадлежат ни воде, ни земле.

Светел упрямо спросил:

– Но воинов он ведь может прислать?

– Может, – кивнула Ильгра. – Если гонец добежит.

Светелу стало даже досадно, что на нём самом не лежало какого-нибудь удивительного зарока. Лишь давнее слово найти и выручить Сквару. Он ревниво спросил:

– Ты небось тоже в чём-то завековалась? Чтобы мне знать?

Ильгра отмолвила с усмешкой:

– Навечно не завечалась… просто вековать судьба выпала.

– Почему?

– Моя кровь от племени, чьё время прошло, – сказала она. – У моей прабабки было четыре дочки, у бабки – две, у матери – только я.

Светел вновь показался себе до обидного непримечательным. А воевница, подумав, добавила:

– Боги населили юный мир особыми племенами, испытывая, какой получится толк. Мир начал взрослеть, и тем, кто был верен предназначению, во все времена жилось нелегко. Мы, заяровые воины, бесскверно исполнили должное, потому уходим со славой. Не каждых, как нас, вспомнят песнями на пиру. Примером, люди царского дара обратили благую силу в проклятие. Так властвовали, что всем Беду навлекли… Ладно, Незамайка, идём к воеводе. Послушаем, что сдумал.

Светел про себя был уверен: бежать к Сенхану предстояло ему. «Я на лыжах всю дружину в очередь притомлю. Мимо ялмаковичей засенью просочусь, не увидят. Лётом пролечу, не угонят!»

Правда, тут же вспоминалось, как за Туманной щельей его, на ту пору младшенького, пытались выслать вперёд. Оставить в живых, когда гибли другие.

– Хвойку пошлю, – решил Сеггар. – Ты, отроча, иртами лют и ве́сти уже носил, не оплошаешь. Ступай, Ильгра всё тебе растолкует.

Обрадованный парень побежал собирать лёгкий кузовок и оружие. Сеггар проводил его взглядом.

– Не быть Хвойке витязем, – добавил воевода, когда меньшой Гузыня уже слышать не мог. – Такому не с дружиной ходить, а жёночку разумную, чтоб подсказывала, куда силу девать. Закончим живы поход, с похвалой и наградой к мамке отправлю.

– Ещё что придумали! – негодовал Зорко. – Сани огородом ставить, хлопоты лишние! В дозоре черёд брать…

Старший сын пояснял:

– Это, батюшка, для надёжи. Мало ли кто в ночи подойдёт.

– У меня на то в найме дружина, чтоб кто попало не подходил! Всяк своё дело знай! Моё дело платить, их – поезд мой опасать!

Галуха этих речей старался вовсе не слушать.

«По́лно, игрец, на высокие ступени карабкаться, – трезво говорил он себе. – Обрываться, гадать, как голову унести. В царских палатах не усидев, беззаконный люд потешать… Мудреней уже наконец! Зряче выбирай, с кем держаться. Прям Непогодье, да нищ. За морем батрачить пойдёт, если не в кабалу. Нравен Зорко, да кошелём ядрён. Здесь силу знает и за морем на ногах устоит. Может, даже возвысится. Не пропаду с ним…»