Ольга Гусейнова - Половинка [litres с оптимизированной обложкой]

Как же легко ощущать себя без надоевшей, круглые сутки не снимаемой теплой одежды! Чувствовать свою силу! Отклик магии родных стен!

И самое замечательное: я в своей собственной опочивальне, на своей собственной кровати во дворце Малина. Какое счастье! Чудо! Сердце дрогнуло от счастья, заколотилось в груди, взгляд радостно метался по знакомым с детства покоям, отмечая детали. Зеленый шелковый балдахин, щедро украшенный вышивкой, подобранный желтыми шнурами с кистями, который в случае необходимости можно опускать до самого пола. Толстый ковер с красно-бежево-зеленым орнаментом так и манил пройтись по нему босиком. Великолепные гобелены, изящная девичья мебель.

Я уже хотела позвать горничных, но в этот миг взгляд упал на две красивые стеклянные вазы на туалетном столике, в которых раньше всегда стояли свежесрезанные цветы, радуя меня в любое время года. Но не сейчас…

Теперь оттуда торчали бурые стебли с тоскливо поникшими, свесившимися на стенки листьями и цветами – видимо, только-только оттаяли. На этот раз я вздохнула глубоко и с надрывом, понимая, что проблемы никуда не делись, а родные умерли… Все умерли! И это не кошмарный сон. Даже не позвать никого, ни фрейлин, ни горничных, даром что колокольчик висит. Одна принцесса… развалилась в роскошных королевских покоях в мужской одежде. Слава всем богам, хоть натоплено.

Я привстала, опершись на локоть, и угрюмо уставилась в стену с мыслью: «А где?..» За спиной что-то зашевелилось. Резко обернувшись и едва не сорвавшись с места от страха, я увидела Хейго, полулежа устроившегося с другой стороны, облокотившись на вторую подушку и свесив длинные ноги с кровати. Из-за яркого света, бившего в глаза, я не смогла подробно рассмотреть выражение его лица, попавшего в тень балдахина.

– Уф-ф-ф! – Облегченно выдохнув, я плюхнулась на подушку и искренне улыбнулась: – Доброе утро, лар Хейго.

Меня сразу же накрыло волной удовольствия, словно чья-то радость пошла через край, а следом неожиданно сменилась настороженностью.

Странно, почему это я испытываю подобные чувства?

Хейго приподнялся, подался ко мне и, склонившись, уже привычно положил ладонь на мою щеку. С невыразимым удовольствием погладил и ласково прошелестел, вглядываясь мне в глаза:

– Выспалась, единственная моя?!

Голубые озера его глаз темнели, превращаясь в черные бездонные омуты. Я в ужасе уставилась на него и захлебнулась от крика, сразу во всех подробностях вспомнив случившуюся накануне, всеми святыми и высшими проклятую инициацию, почерневшее надвигавшееся лицо риирца, заставившего пройти через пренеприятнейшее испытание, лишившее последних сил. И незабываемое ощущение лютого холода, выстудившего внутренности в момент, когда Тьма проникала в меня…

Словно решив освежить мою память, Тьма, как и вчера, заполонила не только радужку, белок тоже стал полностью черным. Мало того, совершенно черная слеза скатилась из уголка глаза к подбородку и – упала мне на руку. В следующее мгновение я, будто пружиной подброшенная, с такой силой отпихнула Хейго, что он упал на подушки спиной. А сама, резво подскочив, с диким воем кинулась вон. Благо теперь меня не стесняли ни шуба, ни меховые штаны, ни уни.

Обретя былую прыть, я пролетела по своим покоям, отметив, что портреты родителей в тяжелых золоченых рамах и наш с Алекс по-прежнему на месте, висят в гостиной.

– Оли, родная… – понапрасну звал Хейго.

Я уже протянула руку толкнуть дверь, ведущую в коридор, авось где-нибудь спрячусь, – а створки резко распахнулись, явив моему взору двух молодых женщин. Опешив, я встала как вкопанная и вытаращилась на них – совершенно не ожидала встретить здесь помимо риирцев людей. Живых, не зомби! Причем с нескрываемым любопытством, немного настороженно, но приветливо и по-доброму смотревших на меня.

Оглядев высокую брюнетку с чуть раскосыми карими глазами, одетую в голубое шерстяное платье, поверх которого красовалась лисья шубка, и хорошенькую голубоглазую блондинку, беременную, кстати, нарядившуюся в синее и подбитый кроличьим мехом с серебряной вышивкой сюртук, я совсем растерялась. Ведь одежда эта мне хорошо знакома… до боли…

Не успела я высказаться, что нехорошо мародерствовать, тем более, как в Дармаше говорят, хозяйка объявилась, у блондинки из волос будто черная тоненькая змейка выскользнула. И сразу исчезла, растворившись на виске. У меня дар речи пропал! Только я попыталась обогнуть этих жутких гостий, чтобы убежать, – по лицу брюнетки забегали юркие черные «ручейки», а темные глаза почернели, прямо как у Хейго. Тьма!

Сердце сначала оборвалось, а затем громко забухало в горле!

– Здравствуйте, леди Оливия, – пропела высоким звонким голосом блондинка, делая шаг ко мне. Она явно волновалась, когда продолжила: – Мы счастливы приветствовать вас в нашем…

Из уголка ее глаза вынырнул очередной черный «ручеек» и спрятался под воротником, потом показался на бледной коже запястья, окрасил ногти. «Бум-бум-бум…» – теперь грохотало у меня в голове, оглушая, мешая связно мыслить. Женщина подняла руку в черных разводах и протянула ее мне. Как зомби, когда те синюшные руки тянули… Я сделала шаг назад, другой, а она продолжала тянуть ко мне черную ладонь. Дальше я не выдержала и с криком кинулась в купальню, в надежде укрыться там от кошмарных визитеров.

Захлопнув дверь перед опешившими незнакомками и нахмурившимся Хейго, я метнулась к комоду и лихо придвинула его к двери. Хотя, помнится, раньше этот комод две горничные с трудом сдвинули с места, когда за него что-то свалилось. Мой панический вой перешел в хрип и наконец оборвался – воздух кончился. В дверь вопреки моим «стараниям» никто не ломился, поэтому я бухнулась на лавку: ноги подкашивались.

Огляделась. Все осталось на прежних местах, как мне запомнилось: большая медная ванна, мягкая мебель для отдыха после омовений, огромное зеркало и фаянсовый таз с водой. Поплескала себе в лицо водой, свежей, кстати. Неужели мой темный побеспокоился? Но ясности мыслям вода не принесла. Может, я просто схожу с ума? После той проклятой инициации? Может, я все еще сплю? Вот это было бы самым лучшим выходом, а не то… Нет, нет и еще раз нет!

Судорожно вздохнув, я встала, оперлась ладонями о холодную мраморную поверхность подзеркальника и замерла, ощущая, как сердце вновь заходится в неистовом ритме – руки продолжали «радовать» черными ногтями. Мои собственные руки! Решила поскрести, убеждая себя, что это всего-навсего грязь въелась за три недели путешествия. И тут же вспомнила, что вся, целиком, тоже давно нуждаюсь в воде и мыле, особенно волосы. Сказано – сделано. Тем более в родных стенах мой резерв быстро восстановился, и я с удовольствием воспользовалась возможностями магии для чистки тела и одежды.